— и из шкатулки вылез великолепно сшитый черный фрак тончайшего сукна.
Ни Фабиан, ни Валтазар не удержались от громкого возгласа величайшего изумления.
— Ага. я понимаю тебя, — воскликнул в восторге Валтазар. — ага, я понимаю тебя, милый Проспер, мой дорогой дядюшка! Этот фрак придется впору, он разрушит все чары...
Фабиан без промедления надел фрак, и догадка Валтазара подтвердилась. Прекрасный этот наряд сидел на нем, как ни один другой до сих пор, и никакого укорачивания рукавов, никакого удлинения фалд и в помине не было.
Вне себя от радости Фабиан решил немедленно сбегать к ректору в своем новом, отлично сидящем фраке и все уладить.
Валтазар подробно рассказал своему другу, как обстояло дело с Проспером Альпанусом и как тот вручил ему, Валтазару, средство, способное покончить с пакостями уродца-недомерка. Фабиан, до неузнаваемости изменившийся, как только отрешился от всякого скептицизма, стал рассыпаться в похвалах благородству Проспера и вызвался приложить руку к разрушению чар Циннобера.
В этот миг Валтазар увидел в окно своего друга, референдария Пульхера, который мрачно сворачивал за угол. По просьбе Валтазара Фабиан высунулся в окно и, окликнув референдария, сделал ему знак, чтобы он зашел к ним.
Войдя, Пульхер сразу воскликнул:
— Какой на тебе великолепный фрак, дорогой Фабиан!
Но тот отвечал, что Валтазар ему все объяснит, и побежал к ректору.
Когда Валтазар подробно описал все, что произошло, референдарию, тот сказал:
— Сейчас самое время убить это мерзкое чудовище. Знай, что сегодня он празднует свое торжественное обручение с Кандидой, а тщеславный Мош Терпин устраивает по этому поводу большое празднество, на которое пригласил самого князя. Как раз во время празднества мы и проникнем в дом профессора и нападем на уродца. В зале не будет недостатка в свечах, необходимых, чтобы мгновенно сжечь окаянные волоски.
Друзья успели о многом еще поговорить и условиться, когда вошел Фабиан, сияя от радости.
— Сила, — сказал он, — сила фрака, вылезшего из черепаховой шкатулки, показала себя самым великолепным образом. Едва я вошел к ректору, он удовлетворенно улыбнулся. «Ага, — обратился он ко мне, — ага, я вижу, дорогой Фабиан, что вы оправились от вашего странного помешательства... Ну, вот! Такие горячие головы, как вы, любят всякие крайности!.. Вашу затею я никогда не считал следствием религиозного фанатизма... в ней больше ложного патриотизма... тяги к необычайному, подкрепленной примером героев древности... Да, вот это я понимаю, такой прекрасный фрак, и сидит хорошо!.. Слава государству, слава миру, если благородные юноши носят такие фраки, с такими ладными рукавами и фалдами. Храните верность, Фабиан, храните верность такой добродетели, такой благонамеренности — из них вырастает героическое величие!» Ректор обнял меня, и на глазах у него блеснули слезы. Сам не знаю, с какой стати я вдруг извлек черепаховую шкатулку, из которой возник фрак и которая теперь лежала в одном из его карманов. «Позвольте!» — сказал ректор, сложив щепотью пальцы. Не зная, есть ли в шкатулке табак, я открыл крышку. Ректор взял щепотку, понюхал, схватил мою руку, крепко ее пожал, и по щекам его покатились слезы. «Благородный юноша! — сказал он растроганно. — Отличная понюшка!.. Все прощено и забыто, отобедай те у меня сегодня!» Видите, друзья, все мои беды кончились, и если нам сегодня удастся разрушить чары Циннобера — а ничего другого нельзя и ожидать, — то отныне и вы будете счастливы!..
В зале, освещенном сотней свечей, стоял маленький Циннобер в ярко-красном расшитом костюме, при большом ордене Зеленокрапчатого тигра с двадцатью пуговицами, на боку — шпага, под мышкой — шляпа с пером. Рядом с ним — прелестная Кандида в убранстве невесты, сияющая обаянием и молодостью. Циннобер держал ее руку, которую время от времени прижимал к губам, весьма противно ухмыляясь при этом. И тогда щеки Кандиды заливались краской, и она глядела на малыша с выражением сильнейшей любви. Смотреть на это было довольно жутко, и лишь всеобщая ослепленность чарами Циннобера была виною тому, что никто не возмутился опутавшим Кандиду гнусным обманом, не схватил ведьменыша и не бросил его в огонь камина. Вокруг этой пары, на почтительном расстоянии от нее, столпились гости. Лишь князь Варсануф стоял около Кандиды и старался бросать во все стороны исполненные значения и милости взгляды, на которые, однако, никто не обращал особенного внимания. Все глядели только на жениха с невестой и ловили каждое слово Циннобера, а тот время от времени издавал лишь какие-то невнятные звуки, всякий раз вызывавшие у гостей тихое «ах!» величайшего восхищения.
Настало время обменяться обручальными кольцами. Мош Терпин вошел в круг с подносом, на котором сверкали кольца. Он откашлялся...
Циннобер поднялся на носках как можно выше, он доставал невесте почти до локтя... Все замерли в напряженном ожидании... и тут вдруг слышатся чьи-то незнакомые голоса, дверь зала распахивается, вбегает Валтазар, с ним Пульхер... Фабиан!.. Они врываются в круг...
— Что такое, что нужно этим незнакомцам? — восклицают все наперебой...
Князь Варсануф в ужасе вопит:
— Восстание... Мятеж... Стража! — и прыгает за каминный экран.
Мош Терпин узнает Валтазара, уже подступающего к Цин-ноберу, и кричит:
— Господин студент!.. Вы не в себе... вы сошли с ума?.. Как вы осмелились ворваться сюда во время обручения?.. Люди... гости... слуги... вышвырните этого невежу за дверь!..
Но, не обращая ни на что ни малейшего внимания, Валтазар извлекает лорнетку Проспера и пристально смотрит через нее на голову Циннобера. Словно от удара электричества, Циннобер издает пронзительный кошачий визг, эхо которого разносится по всему залу. Кандида без чувств падает на стул; плотно замкнутый круг гостей рассыпается... Глаза Валтазара отчетливо видят огненно-блестящую полоску волос, он прыгает к Цинноберу, хватает его, тот брыкается, упирается, царапается и кусается.
— Взять... взять! — кричит Валтазар.
И вот Фабиан с Пульхером сжимают малыша так, что тот и шевельнуться не может, а Валтазар уверенно и осторожно хватает багряные волоски, вырывает их одним махом, прыгает к камину, бросает их в огонь, они с треском вспыхивают, раздается оглушительный удар, и тут все словно бы пробуждаются... С трудом поднявшись с земли, Маленький Циннобер стоит и бранится на чем свет стоит, он велит немедленно схватить и бросить в темницу дерзких возмутителей спокойствия, покусившихся на священную особу первого в государстве министра! Но все спрашивают друг друга:
— Откуда взялся этот попрыгунчик?.. Что нужно этому маленькому страшилищу?
А малыш не перестает негодовать, топать ножками и кричать:
— Я министр Циннобер... я министр Циннобер... Зеленокрапчатый тигр с
