рядом с моим бокалом шампанского. Все еще размышляя, он теребил свой несчастный галстук.
- Нет, я хочу быть уверенным в том, что нам хватит времени перед тем, как мы поедем на ужин.
Интересно, я перестала соображать из-за шампанского или меня подвела моя наивность? Я посмотрела на Сэта. Должно быть, я выглядела очень глупо.
- На что у нас должно хватить времени? - Я по-прежнему нс понимала, о чем идет речь. Вы, милостивый читатель, должно быть, обо всем уже догадались. Но, циничная в оценке мировой политики, мудрая в толковании исторических событий и вдохновленная своим участием в секс-индустрии, я по-прежнему оставалась самой доверчивой и наивной женщиной на земле. Мой муж как-то спросил меня: «Слушай, а ты знаешь, что слова «легковерный» нет в «Новом Оксфордском словаре»?» Охваченная возмущением, я почти добежала до книжного шкафа, когда вдруг заметила веселую искорку в его глазах.
Меня давно надо было посадить под замок ради моего собственного блага.
Сэт остановился рядом с моим креслом, поставил бокал на столик рядом с сотенными купюрами, которые только что туда положил, и без всяких дальнейших объяснений стал расстегивать свой пояс.
- Я хочу, чтобы тебе хватило времени мне отсосать, - сказал он.
Знаете, как при автомобильной аварии в последние несколько секунд перед столкновением время будто бы замедляет свой ход?
Все видится четко и ясно, и ничто не отделяет вас от неминуемо надвигающейся катастрофы. Вы почти теряете интерес к событиям, словно они не имеют к вам отношения, и просто наблюдаете со стороны. Все происходит спустя секунду после того, как вы говорите: «О, черт! О, боже, только не это! Твою мать!» В это время вторая часть вашего мозга вовсю трудится над отрицанием происходящего, утверждая, что этого не может быть. Вот уж что проливает целительный бальзам на сердце, так это старое доброе отрицание! Плевать я хотела на все ваши умные книжки, - в самые сложные моменты я всегда буду прибегать к проверенному средству!
Конечно, эта часть мозга обычно отказывает, не справляясь с восприятием действительности. При всей своей убедительности, отрицание не способно обеспечить творческий подход к восприятию груды искореженного металла, медленно надвигающемуся осознанию произошедшего и ощущению цвета и вкуса крови.
Иногда люди утверждают, что в такие моменты перед их глазами проносится вся жизнь, но я этому не верю. Мне кажется, время, наоборот, замедляется, чтобы показать, насколько вы беспомощны перед жизнью. Готова поспорить, что особенно медленно эти мгновения протекают для тех, кто привык считать себя хозяином своей судьбы.
В общем, именно такие мгновения я пережила в четверг вечером, в отеле «Ритц-Карлтон». Часть моего мозга спокойно и логично убеждала меня в том, что этого не может быть и все происходящее - не более чем сон. Это просто недоразумение. Нет. Нет. Если я буду сидеть тихо, не двигаясь, даже не дыша, то кошмар скоро рассеется. В то же время другая часть моего мозга с ужасающей ясностью осознавала, что происходит, и принимала всю величину моей утраты. Я наблюдала, как все рушилось на моих глазах: годы нашей дружбы с Сэтом, теплые чувства, которые я к нему испытывала, доверие, которым я прониклась к нему за это время, то, каким я его воспринимала, и как я воспринимала саму себя. На моих глазах рушилось не прошлое. Это гибло наше будущее. Я была Алисой в Зазеркалье, сбитой с толку внезапным осознанием того, что мир вокруг живет по своим собственным, непонятным мне законам. То, что я раньше считала действительностью, на самом деле не имело к ней никакого отношения. Если возможно такое, то со мной может случиться все что угодно. Я могу быть Белым Кроликом, а он - Болванщиком. Наше общее прошлое не имело никакого значения. Общего будущего для нас не существовало. А я не могла себе даже представить будущее без Сэта.
Наконец я сумела взять себя в руки. Конечно, мне не пришлось разбираться с грудой искореженного металла, но от этого масштаб катастрофы не уменьшился.
Ремень был расстегнут, а молния спустилась почти донизу, и если я не помешаю Сэту сию же секунду, то через мгновение увижу его пенис. Этого я уже не перенесу.
Если я это увижу, у меня внутри что-то надломится.
У меня пересохло во рту. Я посмотрела на стоящего передо мной мужчину, но не смогла ничего сказать. Единственным, что мне удалось из себя выдавить, был вопрос:
- Почему?
Он замер, так и не убрав руку с молнии. В его голосе было различимо легкое любопытство.
- Ты же теперь проститутка, правильно?
* * *
Я не знаю, что в этой истории хуже. То, что мнение Сэта обо мне зависело от моей работы? Что, несмотря на все мои попытки объяснить ему свою жизнь, он не смог избавиться от предрассудков относительно проституции? Что он многое значил для меня, в то время как я была для него пустым звуком?
Или просто то, что я потеряла друга?
Одна из героинь Барбры Стрейзанд как-то сказала: «То, что я - проститутка, не значит, что я легко доступна». Девушки по вызову воспринимают секс в организованной рабочей ситуации и секс с сознательно выбранным партнером в дополнение любовных отношений как два совершенно разных явления.
Наша мораль не зависит от нашей работы. То, что я занимаюсь сексом за деньги, не означает, что я отношусь к сексу легкомысленно и являюсь легко доступной. Наоборот, я была куда более распущенна до того, как начала работать у Персика. Я помню, и мне стыдно в этом признаваться, как однажды переспала с парнем просто потому, что мне было проще согласиться, чем отказать и выгнать его из моей квартиры. Я слишком устала и выбрала самый легкий и быстрый выход из неприятной ситуации.
Вот что такое унижение. Немыслимо издеваться над собой, обращаясь со своим разумом и телом как с дерьмом и совокупляясь с теми, чье имя забываешь еще до окончания полового акта; уступать идиотским, бессвязным уговорам и вызывающему поведению просто потому, что у тебя нет сил сопротивляться. Мне больно это осознавать: я была готова причинить вред себе, своей душе и телу просто потому, что очень устала.
Ни к чему объяснять, что в те дни я не руководствовалась соображениями морали, но даже тогда никому в голову не приходила мысль сунуть член мне в лицо и ожидать от меня определенной реакции. Тогда я еще считалась порядочной девушкой.
Начав работать у Персика, я стала относиться
