но ему швырнули пачку денег и бесцеремонно вытолкнули наружу.
— Лев, почему ты молчал⁈
Мне надоели пустопорожние разговоры. Настроение было ни к черту. Не обращая внимания на присутствующих, повернулся к ним спиной. Некрасиво? Плевать!
Уже уперевшись лицом в стенку, буркнул Карелиной:
— Я уже говорил тебе, что, возможно, вам придется сменить работодателя.
Долго и упорно от меня добивались ответов. Настойчиво. Почти угрожали (смешно). Я провалился в лимб и перестал о них думать.
«Чего ты ожидал, хронум? Ты ведь не думал, что произойдет чуда, и человек Пожарского сможет найти лечение. Ты вообще не ждал его появления. Так зачем сорвался?», — ловил себя на мысли, что психически нездоров, раз разговариваю сам с собой.
Как же сильно давят эти стены! На душе тоска и полная безнадега! А еще запах бинтов и лекарств, как в госпитале!
Не заметил, как остался совершенно один. Накатила апатия и сильнейшее желание спать. Если я не проснусь, плевать! Надоело это все!
* * *
Секунду я промаргивался и не понимал, что происходит. Сон? Нет. Снова флэшбэк. Я, склонившись над картой Европы, пристально всматривался в небольшой клочок суши. Хотел было перевести взгляд дальше, оценить обстановку, но зацепился за неправильное очертание Балканского побережья.
Между Италией и Албанией располагался толстый перешеек, а Адриатическое море — внутреннее. Территория Албании и Сербии окрашены в багровый цвет, часть южной Италии и сам перешеек тоже. Несколько крупных городов Европы имели тот же окрас, но на фоне Адриатической агломерации (странное название этому региону выдал мой мозг), очаги вторжения там были в самом зачатке (еще порция непонятной информации из головы теперешнего меня). Границы Российской империи сдвинуты вглубь Европы. Обозначен широкий фронт от Средиземья до Балтийского моря. Указано расположение наших армий. Идет полномасштабная война.
Где я, мать его⁈ Неужели будущее? Флэшбэки эволюционировали и вместо прошлого направили меня в другом направлении? Почему я так спокоен? Не будет чувства ужасающего осознания?
Отрываю взгляд от карты. В комнате незнакомые мне люди. Выжидательно на меня смотрят. Среди прочих я вижу Карелину. Взгляд отсутствующий. Она ожесточенно гладит Стивена. Такое ощущение, что она пребывает в шоковом состоянии.
— Генерал-фельдмаршал, какие будут приказы?
Это обращаются ко мне. Игнорирую вопрос военного. Какой к черту фельдмаршал⁈ Я — это точно я?
— Карелина, что здесь происходит? — не узнаю своего голоса. Он чужой мне. Какой-то хриплый и мрачный.
Она медленно переводит на меня взгляд. Все еще находится в прострации и не сразу понимает, что я обращаюсь к ней.
— Лев?
— Какой сейчас год и что происходит?
Плевать, что подумают другие. Если мне дана возможность посетить будущее, я должен знать, что нас ждёт.
— Лев? Лев, миленький! — она бросается мне в ноги, обхватывает колени и надрывно плачет. Сотрясаются ее хрупкие плечи. Я спокоен. Не понимаю причины такого поведения. Шок после переноса во времени? Или я изменился? Девушка наконец берет себя в руки и начинает несвязно говорить:
— Двадцать шестой год! Бессарабия! Лев, родненький! Прошу! Умоляю! Спаси Окси! Нет! Не так! Сделай так, чтобы нас здесь не было! Уволь ее! Меня! Чтобы никогда не видеть! Не видеть этого!!
Девчонка сломана. Одни эмоции.
— Возьми себя в руки, Марина. Вас здесь не будет.
— Правда⁈
— Обещаю.
Она снова начинает реветь:
— У тебя не получится! Я никуда от тебя не уйду!
— Тогда возьми себя в руки и сражайся, воин!
— Да, ты прав. Ты прав. Извини, Лев.
Девушка вытирает слезы, встает на носочки, тянется ко мне губами (почему, сука, я так холоден и спокоен⁈). Получив от меня ответный поцелуй, она берет знакомую мне булаву, доставшуюся от Всеволода Римского и, преобразившись в гравера (не меньше пятнадцатого ранга), покидает военный совет. Стивен следует за ней.
Присутствующие находятся в смятении. Я не обращаю на них ровным счетом никакого внимания. Уставившись на карту, я жадно поглощаю информацию о неминуемом будущем.
* * *
Открыв глаза в нашем времени, я увидел обеспокоенное лицо Кати, склонившейся надо мной. На фоне лампы над нами, она казалась ангелом, сошедшим с небес.
Не в силах противиться своим чувствам, я потянул ее лицо к себе. Она ответила взаимностью и мы застыли в долгом, чувственном поцелуе. Прочные бинты и куски гипса полетели в стороны. Силы в руках Кати было достаточно, чтобы активно помогать мне освобождаться от ненавистной больничной ткани.
Ее незамысловатый легкий наряд был порван в порыве желания обладать ею. Краем взгляда я зацепил светящийся узор на ее груди. Она использовала свой дар еще во время моего пробуждения, но и сейчас он продолжал активно гореть. Восемь ярких звездочек на нежно-бежевой коже светились алым цветом. Кровь. Она маг крови, как я и предполагал раньше.
Подхватив ее на руки, я потащил Залевскую на диванчик, предусмотрительно ею же здесь поставленный. Нежно, чувственно, но без прелюдий, ибо не было сил держаться, я вошел в нее. Стоны удовольствия заполнили комнату, предназначенную для другого.
Повинуясь звериным инстинктам, я начал ожесточенно вколачивать ее в кожаный диван, ускоряя темп с каждым новым движением. Ее аккуратные груди волнительно колыхались, заставляя меня рычать в иконическом экстазе.
Катя сладко постанывала, прикусив нижнюю губу. Узор на ее груди продолжал ярко светиться. Рисунок завораживал. То ярко вспыхивал, то наливался насыщенным багровым светом. Объяснять это явление я не мог и не хотел. Я был занят ею. А ее податливая щель благодарно принимала мой возбужденный орган.
В последний момент я хотел прекратить акт и спустить на ее животик, но Катя почувствовала мои намерения, резко подалась вперед и крепко прижалась ко мне. Стенки ее влагалища сильно заспазмировали, принимая в себя обильные потоки семени.
Впервые я не жалел о случившемся. Мне двадцать восемь, не сегодня-завтра я умру и стоило подумать о наследнике. Катя подарена мне судьбой и кто, если не она.
Хотя… Стоп! Кто сказал, что я должен умереть?
Я видел себя через три года. Странного себя — безэмоционального и холодного, как сталь, но я был жив.
Мы
