торговлю полупроводниками, Кремниевая долина изо всех сил пыталась продать Японии больше микросхем. Участники торговых переговоров сравнивали переговоры с японцами с чисткой лука. "Все это довольно дзенский опыт", - сообщил один из американских торговых переговорщиков, а дискуссии заканчивались философскими вопросами типа "что такое лук?". Продажи американской DRAM в Японию практически не изменились.
Подталкиваемая Пентагоном и лоббируемая промышленностью, администрация Рейгана в конце концов решила действовать. Даже такие бывшие "свободные торговцы", как государственный секретарь Рейгана Джордж Шульц, пришли к выводу, что Япония откроет свой рынок только в том случае, если США пригрозят тарифами. Американские производители микросхем подали ряд официальных жалоб на японские фирмы за "демпинг" дешевых микросхем на американском рынке. Утверждение о том, что японские фирмы продают микросхемы ниже себестоимости, было трудно доказать. Американские фирмы ссылались на низкую стоимость капитала у японских конкурентов, а Япония в ответ заявляла, что процентные ставки во всей японской экономике ниже. У обеих сторон были свои аргументы.
В 1986 г., когда нависла угроза введения тарифов, Вашингтон и Токио заключили сделку. Японское правительство согласилось ввести квоты на экспорт микросхем DRAM, ограничив их количество, продаваемое в США. Сократив поставки, соглашение привело к росту цен на микросхемы DRAM за пределами Японии, в ущерб американским производителям компьютеров, которые были одними из крупнейших покупателей японских микросхем. Более высокие цены оказались выгодны японским производителям, которые продолжали доминировать на рынке DRAM. Большинство американских производителей уже находились в процессе ухода с рынка микросхем памяти. Поэтому, несмотря на торговое соглашение, лишь несколько американских компаний продолжали выпускать микросхемы DRAM. Торговые ограничения перераспределили прибыль внутри технологической отрасли, но не смогли спасти большинство американских фирм, производящих микросхемы памяти.
Конгресс попытался оказать последнюю помощь. Одна из претензий Кремниевой долины заключалась в том, что правительство Японии помогало компаниям координировать их усилия в области НИОКР и выделяло на эти цели средства. Многие представители американской индустрии высоких технологий считали, что Вашингтону следует повторить эту тактику. В 1987 году группа ведущих производителей микросхем и Министерство обороны создали консорциум под названием Sematech, финансируемый наполовину промышленностью, а наполовину Пентагоном.
Компания Sematech была основана на идее, что для сохранения конкурентоспособности отрасли необходимо более тесное сотрудничество. Чипмейкерам требовалось более совершенное оборудование для производства, а фирмам, производящим это оборудование, необходимо было знать, что ищут чипмейкеры. Руководители компаний, производящих оборудование, жаловались, что "такие компании, как TI, Motorola и IBM... просто не хотят открыто говорить о своих технологиях". Не понимая, над какой технологией работают эти компании, невозможно продавать им. Чипмейкеры тем временем ворчали по поводу надежности машин, от которых они зависели. В конце 1980-х годов оборудование Intel работало лишь 30% времени из-за технического обслуживания и ремонта, подсчитал один из сотрудников.
Возглавить Sematech вызвался Боб Нойс. Он уже фактически ушел на пенсию из Intel, передав бразды правления Гордону Муру и Энди Гроуву десятью годами ранее. Будучи одним из изобретателей интегральной схемы и основателем двух самых успешных американских стартапов, он обладал лучшими техническими и деловыми качествами в отрасли. Никто не мог сравниться с ним по харизме и связям в Кремниевой долине. Если кто и мог реанимировать индустрию микросхем, так это человек, имеющий самые веские основания утверждать, что он ее создал.
Под руководством Нойса компания Sematech представляла собой странный гибрид, не являясь ни компанией, ни университетом, ни исследовательской лабораторией. Никто не знал, чем именно она должна заниматься. Нойс начал с того, что попытался помочь компаниям, производящим оборудование, таким как GCA, многие из которых обладали сильными технологиями, но испытывали трудности с созданием долговечных предприятий или эффективных производственных процессов. Sematech организовывала семинары по надежности и навыкам управления, предлагая своего рода мини-MBA. Она также начала координировать работу компаний, производящих оборудование, и производителей микросхем, чтобы согласовать их производственные графики. Не имело смысла готовить новое поколение микросхем, если не было готово оборудование для литографии или осаждения. Компании, производящие оборудование, не хотели выпускать новую технику, если чипмейкеры не были готовы к ее использованию. Sematech помогала им согласовывать производственные графики. Это не совсем свободный рынок, но крупнейшие японские фирмы преуспели в координации действий такого рода. В общем, какой еще выбор был у Кремниевой долины?
Однако главным приоритетом Нойса было спасение американской литографии. Пятьдесят один процент финансирования Sematech приходился на американские литографические фирмы. Нойс объяснил логику просто: литография получила половину денег, потому что она "половину проблемы", стоящей перед чип-индустрией. Производство полупроводников без литографии было невозможно, но единственные оставшиеся крупные американские производители боролись за выживание. Возможно, скоро Америка будет зависеть от иностранного оборудования. Выступая в Конгрессе в 1989 году, Нойс заявил, что "о компании Sematech можно будет судить в основном по тому, насколько успешно она спасет американских производителей оптических степперов".
Именно такие слова ожидали услышать сотрудники компании GCA, неработающего производителя инструментов для литографии из Массачусетса. После того как компания изобрела степпер для обработки пластин, полдесятка лет бесхозяйственности и невезения превратили GCA в мелкого игрока, далеко позади японских Nikon и Canon и голландской ASML. Но когда Питер Симоне, президент GCA, позвонил Нойсу, чтобы обсудить, сможет ли компания Sematech помочь GCA, Нойс сказал ему категорично: "С вас хватит".
Мало кто в индустрии микросхем понимал, как GCA сможет восстановиться. Компания Intel, которую основал Нойс, в значительной степени зависела от Nikon, основного японского конкурента GCA. "Почему бы вам не приехать на один день", - предложил Симоне, надеясь убедить Нойса в том, что GCA все еще может производить передовую технику. Нойс согласился и, приехав в Массачусетс, решил в тот же день купить новейшее оборудование GCA на сумму 13 млн. долл. в рамках программы по распространению американского полупроводникового оборудования среди американских производителей микросхем и стимулированию их к приобретению большего количества инструментов отечественного производства.
Компания Sematech сделала огромную ставку на GCA, предоставив ей контракты на производство оборудования для глубокой ультрафиолетовой литографии, которое находилось на переднем крае возможностей отрасли. GCA превзошла все ожидания, оправдав свою репутацию технологического гения. Вскоре независимые отраслевые аналитики стали называть новейшие степперы GCA "лучшими в мире". Компания даже получила награду за обслуживание клиентов, отбросив репутацию посредственности в этой области. Программное обеспечение, которым оснащались станки GCA, было намного лучше, чем у японских конкурентов компании. "Они опережали свое время", - вспоминает один из экспертов по литографии компании Texas Instruments, тестировавший новейшие машины GCA.
Но у GCA все еще не было жизнеспособной бизнес-модели. Быть "впереди своего времени" - это хорошо для ученых, но не обязательно для производственных компаний, стремящихся к продажам.
