Книга Я — следователь - Валерий Андреевич Москвитин

И вот теперь он сидит передо мною, изредка бросая настороженно-оценивающие взгляды. Он еще не знает, что секрет спектакля, разыгранного перед судом, раскрыт, и доказательства этого имеются в деле, и они свидетельствуют, что Комов перед судебным заседанием, кроме своего, надел на себя еще два пиджака. Это и позволило ему порвать телогрейку. По сути, дело возвращалось на круги своя, но этого, я считал, было недостаточно.

Четырежды Комов судился за кражи и четырежды пытался замести следы. Он никогда не сознавался в совершенных преступлениях. Я это знал потому, что все прежние дела были истребованы из архивов и тщательно изучены. Я четко представлял себе каждый шаг Комова и наш разговор начал с первой кражи, с первого дела, с первого падения Комова.

Комов смотрел на меня с удивлением, пытаясь подавить нервную дрожь. Такой детальной информированности он просто не ожидал, а я восстанавливал перед ним эпизод за эпизодом, рисовал яркие картины правонарушений. В какой-то момент, уловив в глазах Комова искру растерянности, я в упор спросил, помогло ли ему запирательство во всех предыдущих случаях. Оно ему не помогло, он всегда получал максимальную меру наказания. Этого он не мог отрицать.

Тогда я заявил, что и сейчас запирательство не облегчит его участь, и подробно рассказал о том, как ему удалось обмануть участвующих в судебном заседании. При этом разъяснил Комову, что, отрицая очевидное, он уже в который раз усугубляет свою вину.

— Чистосердечное признание и раскаяние в совершенном преступлении являются смягчающим вину обстоятельством.

— Что же, я получу меньше, если признаюсь? — с недоверием спросил Комов.

— Несомненно!

Тогда он махнул рукой и после слов: «Была не была» — начал рассказывать о совершенной краже.

За несколько десятилетий, прошедших после описанного события, криминалистика шагнула вперед настолько, что в настоящее время в аналогичной ситуации дополнительное расследование и не понадобилось бы. Достаточно было по делу провести одорологическую экспертизу, способную с научной достоверностью идентифицировать запахи, и нашему Комову некуда было бы деться...

Поселок лесозаготовителей Щеберта, откуда поступило сообщение о краже, находился от города Н-ска, лежащего в отрогах Восточного Саяна, в семидесяти километрах. Но какие это были километры! Даже для наших сибирских условий не езда, а мучение. Дорогу во многих местах можно было назвать не только непроезжей, но и непроходимой. В эти осенние дождливые дни грязь стояла непролазная. Но наш газик, натужно завывая, упорно полз и полз вперед через многочисленные, наполненные черной густой жижей колдобины. Приходилось удивляться, как водитель справляется с управлением.

Часа через четыре мы наконец добрались до цели. Мы — это я, следователь межрайонной прокуратуры, капитан милиции Санников и шофер оперативной машины сержант Лемешко. Аккуратный, исполнительный участковый Суворин был уже у магазина и организовал надежную охрану места происшествия.

Но результаты осмотра нас порадовать не могли. Взломщики были искушены в криминалистике и бросали нам открытый вызов: у небольшого подслеповато-приплюснутого оконца с тыльной стороны подсобки валялись фомка и пара резиновых перчаток — орудия преступления. Грабители как бы заранее предупреждали нас, чтобы мы не искали следов пальцев рук, они не оставили их на месте преступления. Металлическая решетка, когда-то прикрывающая окно, была искорежена и отброшена в сторону, на деревянном наличнике остались глубокие вмятины. Остальные следы владельцев фомки и перчаток замыл дождь, хлеставший всю ночь накануне.

В магазине был невообразимый кавардак. Товары сброшены с полок, стеклянные витрины разбиты, тюки тканей засыпаны сахаром и осколками стекла. Суворин, оглядывая этот разгром, предположил, что преступники искали выручку. К сожалению, он оказался прав. Завмаг Горошилова и продавцы подтвердили, что вечером после работы выручка в сумме около двадцати тысяч рублей была оставлена в магазине. Она исчезла. Пропало также товаров почти на двенадцать тысяч. Это подтвердила ревизия, закончившаяся к вечеру следующего дня.

Санников засомневался: «Что же, они всю ночь таскали товары через эту щель?» Он имел в виду небольшое оконце. Но повторная ревизия подтвердила первоначальные результаты.

А вскоре нас озадачил новый факт: преступники действовали хладнокровно и безбоязненно. Суворин разыскал свидетеля, точнее свидетельницу Пономареву, которая рассказала, что в ночь кражи в магазине горел свет и она рассмотрела там одного мужчину, которого смогла бы даже опознать.

Я подробно допросил Пономареву о приметах взломщика. По ее словам, это был плотный крепкий мужчина среднего роста, круглолицый, с маленькими глазами, которые прятались под кустистыми широкими бровями. Она хорошо рассмотрела его через окно магазина, возвращаясь в то позднее время с дежурства. Человек спокойно расхаживал по магазину, и у Пономаревой даже не возникло мысли об ограблении: в поселке довольно часто по просьбе приезжающих открывали магазин в любое время суток, тем более что Горошилова проживала по соседству.

Приметы — это уже кое-что. А вскоре Санников и Суворин, вернувшись из соседнего села Елань, расположенного от Щеберты километрах в двадцати, сообщили мне, что у Горошиловой имеется сожитель, некто Беличенко, регулярно наведывающийся к ней поздними вечерами из Елани; расстояние для него не помеха, колхозный автомобиль, баранку которого крутил Беличенко, использовался им бесконтрольно: вечером в Щеберту, утром в Елань.

Проверили: Беличенко — темная личность, судимостей букет. Про таких в старину говаривали: «вор заправский». А самое главное — его приметы, его внешний вид совпадали с приметами, сообщенными Пономаревой.

Возникла вполне логичная версия о симуляции кражи завмагом Горошиловой с помощью своего сожителя Беличенко.

Важную, если не основную, роль в подтверждении или опровержении этой версии должно было сыграть опознание. И вот Беличенко предо мною, здесь же еще четыре человека: двое понятых и двое опознаваемых, подобранных так, чтобы ни по возрасту, ни по внешнему виду они особенно резко не контрастировали с Беличенко. Таковы правила опознания. Пономарева в присутствии понятых должна из троих узнать того, кого она видела в магазине. Я объясняю понятым их права и обязанности и предлагаю Беличенко занять любое место среди других людей. Он спокойно садится посредине, но я чувствую, что это спокойствие дается ему нелегко: темное лицо отливает синевой, глаза неестественно блестят. Все говорит о том, что его нервы сжаты, как готовая к мгновенному действию мощная стальная пружина. Ясно, что так просто, без борьбы, он не намерен сдаваться.

И вот наступает этот решительный момент. В кабинет приглашают Пономареву. Мне не нравится, как она ведет себя: движется как-то странно — осторожно, бочком, вроде чего-то опасается. Это уже нехорошо. Я пытаюсь успокоить свидетеля, поднимаюсь из-за стола, подхожу к ней