Валерий Москвитин
Я — следователь
Документальные записки
Тот свист на темных скверах вызрел,
А следом крик и топот ног,
И иногда — короткий выстрел.
К. Ваншенкин
ОТ АВТОРА
Истинность и действенность добра... Борьба добра со злом... Вечные темы, которые волновали человечество во все времена. Во все времена добро и зло были многоликими.
В славной и противоречивой истории нашей страны немало людей, в добровольной самоотверженности которых проступают яркие черты носителей реального добра, без сомнений, колебаний и оглядки выполняющих живое дело; цель его — защита других от зла.
Молодежные отряды чоновцев с риском для жизни боролись с бандитизмом. Добровольцы Осодмила[1] смело вставали на пути преступников. Бригады содействия милиции надежно охраняли общественный порядок, пресекали любые преступные проявления.
Сейчас, когда перед нами замаячил призрак организованной преступности, обществу с позиций его рядового члена не помешает знать, как обстояло дело с этим вопросом в нашей стране три-четыре десятка лет назад[2].
Об этом я и попытаюсь рассказать читателю в своих документальных записках. Рассказать о событиях, непосредственным участником и свидетелем которых мне и моим товарищам пришлось быть в то время...
Первая часть записок повествует о периоде, когда общественной формой борьбы с преступностью был Бригадмил[3]. Факты из недалекого прошлого заставляют нас критически оценивать настоящее, принимая на свои плечи тяжести предыдущего поколения. Не случайно герой, от лица которого ведется повествование, стал профессиональным работником следствия. «Приобщение к профессии» — это путь, пройденный нашим героем в рядах Бригадмила в борьбе с действительно существующим, не воображаемым, злом того времени — карманными ворами.
Вторая часть повествования «Я — следователь», давшая название всем запискам, показывает, как молодой человек, недавний выпускник юридического факультета, практически решает вопрос о профессиональном использовании полученных знаний. Любым делом должны заниматься профессионалы. Это вопрос ключевой. Сейчас, когда в стране проявляется забота об укреплении законности, охране правопорядка, воспитании советских людей в духе сознательного отношения к законам, строгого соблюдения правил и норм именно социалистического образа жизни, речь идет о том, чтобы уважение к праву стало личным убеждением каждого человека; с другой стороны, нетерпимы нарушения прав личности, ущемление достоинства любого гражданина. Ни одно преступление не должно остаться нераскрытым, и в то же время ни один невиновный не должен быть привлечен к ответственности. Это и отличает честного профессионала от политических приспособленцев.
В условиях перестройки народ кровно заинтересован в том, чтобы всюду соблюдались наши законы, быстрее раскрывались и искоренялись из нашей жизни преступления. Как практически это делалось и делается, какими способами и приемами владеют советские криминалисты, как они добиваются изобличения любого хитроумного преступника, говорится в третьей части «Из историй, рассказанных в разное время моими коллегами по профессии». Это предупреждение всем тем, кто думает, что можно остаться безнаказанным.
Разнообразны следственные возможности на путях поиска истины, на путях борьбы со злом. О некоторых из этих возможностей и узнает читатель.
Часть первая
ПРИОБЩЕНИЕ К ПРОФЕССИИ
1. Первый
В воскресенье я проснулся поздновато. Голова неприятно гудела. Перво-наперво потрогал закрытый левый глаз. Больно. Невольно потянулся за зеркалом.
«Да-а, дела... Дела-делишки».
Багровый, почти во всю щеку, синячище живописно красовался на лице, опухоль водянисто наплывала на глаз, оставляя небольшую, налитую кровью щелочку. Отвратительный мерзкий тип с минуту разглядывал меня из небольшого прямоугольника карманного зеркальца.
«И надо же?! Здоровый этот Муля, настоящий буйвол. Каждый удар кулаком как гирей. Но все же мы его скрутили». От этой мысли мне стало как-то сразу легче. Гудение в голове ослабело.
Муля — карманник-рецидивист, до этого судимый раз шесть. Вчера поздним вечером на него мне безмолвно кивнул Юра Костовский: мы вместе тряслись в битком набитом автобусе, следующем в предместье Рабочее.
Я сразу пристроился за спиной Мули, который громоздко, как комод, двинулся от задней двери вперед, бесцеремонно расталкивая пассажиров и без разбора наступая на ноги. По тому, как он развязно действовал, я понял, что Муля на крепком взводе. Позднее вечернее время и хмель создавали у него иллюзию безнаказанности, которая и вызывала столь наглые действия. Он даже не оглядывался, настолько был уверен в своей неуязвимости. Я едва успевал следить за его руками: пользуясь толкучкой, Муля нагло запускал их то в один, то в другой чужой карман. Орудовал он столь беззастенчиво и неосторожно, что мужчины старались отодвинуться в сторону, а женщины прижимали к груди сумочки. Слов возмущения и замечаний я не слышал. Карманников боялись. Среди людей распространялись слухи об изрезанных бритвами лицах и даже отрезанных носах. В большинстве случаев это были байки, и в распространении их заинтересованы, скорее всего, были сами карманники.
Безалаберные действия Мули явно не приносили ему успеха. Так же, как и мне. Извлечь из чужих карманов он ничего не мог, а мне нужно было брать его с поличным. Только с поличным. Таковы наши правила. За спиной настороженно дышал длинный Юрка. Он согнулся в три погибели и прятался от Мули. По всей видимости, тот знал его в лицо.
Водитель резко затормозил, и автобус остановился. Толпа заколыхалась, как студенистая масса: вперед-назад, вперед-назад.
— Ну, раззява! Посторонись!
Передние двери со скрежетом раскрылись, и Муля вытолкнул цепляющегося за их створки пожилого мужчину. За ними и мы нырнули в темноту улицы, продуваемой насквозь зимним хиузом.
Юрка сразу же схватил меня за руку и потянул в сторону.
— Куда ты? — надсадно дыша, я показал в направлении удалявшейся тяжелой фигуры карманника, очертания которой уже расплывались в темноте.
— Постой, не суетись, — охладил меня Костовский.
Сделав круг, мы приблизились к встречной автобусной остановке, чтобы следовать к центру города. На освещенной площадке маячили, поеживаясь от холода и ветра, несколько человек, среди них я различил и фигуру нашего подопечного. Вполголоса матерясь и чиркая спичками, он пытался прикурить, но резкие порывы ветра мгновенно гасили едва вспыхивавший неверный огонек. Наконец на нас потянуло сладковатым запахом душистого табака. Муля успокоился.
Автобус ждали довольно долго, и я изрядно продрог. В салон мы заскакивали через заднюю дверь, последними. У меня уже зуб на зуб не попадал то ли от холода, то ли
