– Ужин разогрей.
– Разогрею, – вторю ее словам и ставлю сковородку на плиту.
Пока я вожусь с едой, квартира наполняется голосами. Девчонки что-то бурно обсуждают. К счастью, все обошлось, их здоровью больше ничего не угрожает.
Раскладываю мясо по тарелкам, второпях режу салат. Телефон, который я бросила на подоконник, издает сигнал. Протягиваю руку, чтобы прочесть упавшее сообщение. Оно оказывается от Леськи. Она беспокоится. Все это время Олеся – единственная, кто меня поддерживает. Андрей не в счет. У нас с ним другая ситуация.
– Идите ужинать, – повышаю голос и сажусь за стол. Ем я быстро. Можно сказать, проглатываю не жуя, потому что хочу скорее уйти к себе. Закрыться на замок и от души нареветься.
Кажется, за последние дни я только и делаю, что плачу. Никак не могу собраться и взять себя в руки. Не получается. Не выходит…
– Ты куда-то спешишь? – мама бросает на меня суровый взгляд, и я отрицательно мотаю головой.
Чуть крепче сжимаю вилку и опускаю глаза в тарелку. Начинаю тщательно пережевывать. Жрать это гадкое мясо и тихо ненавидеть женщину, которая сидит напротив меня. Она словно не понимает, что мне тошно и без ее замечаний.
Мне больно, плохо. Но она каждым взглядом, каждым словом будто намеренно старается сделать еще хуже.
Внутри поднимается бунт. Волновые потоки злости, которые я изо всех сил сдерживаю. Только вот надолго ли меня хватит?
Отодвигаю от себя тарелку и поднимаюсь со стула.
– Спасибо, было вкусно. Мне нужно подготовиться к семинару, – отрезаю без права на возражения.
К себе иду уверенным, твердым шагом, хотя так и хочется перейти на бег.
Закрывшись в комнате, припадаю затылком к двери и стекаю на пол. Упираюсь ногами в стоящий у стены стул и смотрю в окно.
На улице успело стемнеть. Перевожу взгляд на сжатый в руках смартфон и сразу вспоминаю об Андрее. Хотя разве я прекращала о нем думать? Нет.
Я эгоистичная, безвольная тряпка.
Как я вообще могла разорвать эти отношения? Зачем говорила ему все эти вещи? Кому от этого стало лучше? Что за гадкий порыв?
Смахиваю слезу и долго пялюсь на нашу совместную фотку с отдыха. Внутри что-то сводит, и я медленно начинаю задыхаться. Воздух становится тяжелым, сгущается. Каждый вдох превращается в настоящую пытку.
Задерживаю дыхание, пытаясь сглотнуть вставший в горле ком. Закрываю глаза, считаю про себя до десяти. Нужно успокоиться. Я просто перенервничала. Просто перенервничала.
Выпускаю из себя воздух тоненькой струйкой через вытянутые трубочкой губы и чувствую облегчение.
Оглядываюсь по сторонам. Я не жила в этой комнате больше полугода, но, несмотря на это, даже здесь все напоминает о нем. Боже, я разглядываю стул, на котором он сидел в свой единственный долгий визит сюда, и представляю, что он до сих пор здесь…
Ни к какому семинару, естественно, не готовлюсь, хоть и нужно. Нет сил.
С трудом доползаю до кровати, но и уснуть тоже не могу. Постепенно за окном светлеет. Я встречаю рассвет во вчерашнем платье, в слезах, лежа на кровати.
В университет иду пешком. Хочу проветриться или хотя бы немного проснуться. По дороге выпиваю два стакана кофе, а перед тем как свернуть к воротам, еще раз припудриваю лицо, на котором сегодня просто тонны консилера.
– Еся!
Бережная взмахивает рукой. Она только-только вышла из машины.
– Ты почему не позвонила? Я бы тебя забра… боже, – улыбка моментально слетает с ее пухлых губ, – ты, – Леся всхлипывает, – моя девочка.
Думаю, она без слов прочла все по моему несвежему лицу. И никакая косметика не помогла.
– Иди сюда.
Чувствую крепкие объятия подруги и тонкий аромат цветочных духов.
– Все будет хорошо, – она шепчет, – вот увидишь.
Она продолжает говорить какие-то ободряющие слова, а я хочу только расплакаться. Навзрыд. Каждое теплое слово отзывается во мне желанием утопить здесь всех в слезах.
– Все нормально, – отстраняюсь, до боли закусывая губу. – Я в порядке.
– Может, сегодня не пойдем? – стреляет глазами в сторону здания вуза. – Развеемся, в салон сходим…
– Лесь, все хорошо, я в состоянии…
Двор содрогается от громкой, разъедающей барабанные перепонки музыки. Договорить я не успеваю. Наши с Леськой взгляды, да и не только наши, устремляются к воротам, куда влетает машина Панкратова.
Андрей со скрипом шин останавливает «Мустанг». Точнее, просто бросает его посреди дороги.
Когда дверца открывается, мое сердце предательски замирает.
Я наблюдаю за тем, как он вылезает на улицу. На нем нет никакой верхней одежды. Хотя погодка сегодня и для кожаной куртки холодновата. Он в джинсах и футболке, на голове беспорядок, на глазах очки, а в руках бутылка минералки.
– Капец, – Леська кусает губы и крепко сжимает мою руку. – Я думала, Ярик шутил…
– Ты о чем?
– Панкратов со Ждановым всю ночь кутили.
В какой-то момент мне хочется стукнуть ее за эту ненужную сейчас правду. Но, с другой стороны, что бы сделала я на ее месте? Правильно. То же самое.
– Мне уже без разницы.
– Еся, вам нужно поговорить. А тебе – перестать приносить себя в жертву, твоя мать этого все равно не оценит…
Я резко оборачиваюсь, и Олеся замолкает. Захлопывает рот и опускает взгляд в пол.
– Давай без советов.
Бережная мнется, но, кажется, у нее слишком быстро открывается второе дыхание.
– Да конечно! Ему тоже плохо, вон как сублимирует. Сто процентов до беспамятства надирается. И тебе, между прочим, тоже плохо. Ты тень человека, Токарева. Нужно что-то с этим делать, а не…
– Ты сама-то многое делала? – рычу. Выплескиваю всю свою агрессию на Леську.
– Нет. И была дурой, не повторяй моих ошибок. Пошли.
– Куда?
– На пару, куда же еще?
Леська закатывает глаза и тащит меня в аудиторию.
К слову, до обеда я сижу как на иголках. Сразу после звонка на большой перерыв мне звонит мать, и я прошу Лесю занять нам место в столовой. Сама же притормаживаю в коридоре.
Разговор выходит натянутым и больше похожим на инструкцию. Нигде не задерживаться. С учебы на работу, потом сразу домой.
– Да поняла я! – взрываюсь и сбрасываю звонок.
Прижимаю прохладную ладонь ко лбу, на секунду закрывая глаза. Что она делает? Рушит наши отношения окончательно, манипулирует, прикрываясь здоровьем, заведомо зная, что я струшу идти против нее в такой ситуации. Потому что ситуация швах. У нее
