ты ж не знаешь ни рожна!
– Другого нет варианта, – отрезал Алишка.
Профессор схватился за голову и устало вздохнул. Тем временем у Макса, не выдержав, открыл рот Мини-Гера.
– Дядя Хаджибекар, – собравшись с духом, вдруг обратился он к мужчине.
Тот, не сразу сообразив откуда доносится звук, как будто вернулся из астрала и удивленно поглядел вниз. Перед ним предстало лицо говорившего, составленное из огромных, как у слоненка Дамбо, ушей, верблюжьего носа и, очерченных выразительными ресницами, мутных глаз, зиявших пустотой и бессмысленностью стеклянных бус.
– Дядя Хаджибекар, – снова повторил Гера и, возведя перед собой ладонь, придал лицу проникновенное выражение, – клянусь, не знаю, что с Алишкой делать – с каждым днем звереет… Совсем от рук отбился!
Эти слова повисли в воздухе. Толпившиеся вокруг пацаны с трудом сдерживали смех, а возле уголков глаз дяди Хаджибекара лучиками собрались морщины. Молча улыбнувшись, он внимательно смотрел на Геру и, казалось, хотел уже что-то ответить, как о Герину голову с щелчком обрушился подзатыльник.
– Хайван, вынь руку из кармана – со старшим говоришь! – зашипел на него малыш Гагик, но не успел Гера отреагировать, голос подал Хусик, все это время следивший за горизонтом: «Алишка! Вон, Алишка идет!»
Из-за угла первого гума и правда появился массивная фигура, тяжелой поступью шагавшая в их сторону, так, что тряслась земля и дребезжали окна. Густые черные волосы кудрями спадали на лоб, фарфоровая кожа подернулась легким румянцем, суровый взгляд сканировал местность. Выражение лица у Алишки почти никогда не менялось, а потому определить успех или фиаско операции без слов не представлялось возможным. Завидев отца, Алишка сразу ускорил шаг. Весь путь от гума до Макса занял у него не более, чем полминуты, но волновавшемуся отцу они показались вечностью.
– Ну?! – не выдержал дядя Хаджибекар, когда их с сыном все еще разделяли шагов тридцать.
– Сдал, – басом ответил Алишка.
Видно было, что у дяди Хаджибекара отлегло от сердца. Он попрощался с ребятами, молча сел на заднее сиденье своего Майбаха и захлопнул дверь.
– АЙ, КРАСАВЧИК! – бросились поздравлять Алишку пацаны.
А кто-то даже шмальнул из травмака в воздух.
3
Конфронтация между москвичами и гостями столицы разрасталась из года в год, недовольство местных жителей крепло и уже не ограничивалось националистическими настроениями молодежи неблагополучных окраин, все явственнее проявляясь в кругах взрослых и вполне успешных людей, до последнего старавшихся толерантничать.
В какой-то момент приличные клубы, а иногда и рестораны, желая сохранить свой престиж и оградить гостей от хамства и агрессии сомнительных приезжих, отгородились от последних фэйс-контролем. Впрочем, последние не слишком унывали: ведь днем можно было шеренгой вышагивать по торговым центрам, усилиями мэра Лужкова то тут, то там выраставшим в Москве, словно грибы после дождя, или танцевать лезгинку возле институтов (даже не будучи при этом студентом); ночью же шпилили в казино или ходили в клубы, где претензии на элитный статус выражались только в раздутых щеках промоутера, да ценнике в меню. Особой популярностью среди прочих заведений пользовались торговый центр Атриум, кинотеатр Октябрь и кафе Этаж – но то для масс – у университетских была своя Мекка.
В сером, украшенном огромной светящейся вывеской, здании по улице Косыгина, прямо против бывшего особняка Горбачева, дерзко выпячивала грудь гостиница Орленок. В нижних ее этажах бесперебойно работали сносное казино, несколько ресторанов и первоклассный бордель, манившие нашинских в свои сети подобно сладкоголосым сиренам.
Стоял промозглый понедельник в половине октября. Сидя в первом гуме на семинаре по римскому праву, Мини-Гера боролся со сном, кулаком подпирая отяжелевшую голову. Пропуская мимо ушей горячий спор преподавателя-аспиранта с главной ботаничкой группы, Гера мечтательно поглядывал в окно – на возвышавшийся над пожелтевшими кронами Орленок – и представлял себе мигающие огоньки игровых автоматов, гипнотизирующее колесо рулетки, крупье в накрахмаленных сорочках и полуобнаженных пышногрудых грязнух, держащих вахту у входа в стриптиз-клуб. Гера шумно сглотнул слюну, а взгляд его сделался еще более мутным, чем обычно.
– Тройка, семерка, дама, тройка, семерка, туз, – грустно произнес он.
– Чо?! – из-за впереди стоящей парты удивленно обернулся на него Мага, до того момента увлеченно игравший на мобильном в гоночки.
– Чо? – вернувшись к реальности, переспросил Гера.
– Ну, ты ща сказал тройка, семерка, чота-чота.
– А… – махнул Гера рукой, – хуй его, брат – сморосил.
– Аа, – недоверчиво посмотрел на него Мага и вернулся к своей игре.
Геракл стал прислушиваться к доносившемуся с первого ряда шуму: распалившаяся ботаничка и препод уже готовы были вцепиться друг другу в глотку, время от времени к ним присоединялся староста группы, своими словами повторявший едва озвученные преподавателем тезисы, предваряя их фразой «а я вот так думаю» – за что удостаивался благосклонных кивков последнего.
– Э, Ма-га, – тихо позвал Гера.
– Чоо? – снова обернулся тот.
– Брат, есть воздух у тебя?
– А ты с какой целью интересуешься?
– Ну, есть в загруз у тебя копейка?
– Ну, а сколько тебе надо?
Прикинув, что его бы устроило долларов двести, но желая выглядеть солидно, Гера сказал: две тысячи долларов.
– Не, братан, у меня всего долларов пятьсот, – слукавил Мага, у которого на самом деле не было и ста, – а тебе зачем?
– Брат, я не могу сказать, но мне пиздец как надо. Ты знаешь, у кого можно взять?
– Ну, если пиздец как надо, я могу у брата попросить, у Муси.
– Да, по-братски, – взмолился Гера.
У Муссы, дерзкого поджарого первокурсника, четче всех на юрфаке танцевавшего лезгинку, деньги действительно были и он, не раздумывая, одолжил их Мини-Гере, уговорившись, что тот вернет долг через два дня. Гера почему-то был уверен, что уж с двух-то касарей он сможет подняться минимум до четырех. Нервически подергивая ногой, он изо всех сил погонял таксиста, пойманного от цирка до Орленка за пятьдесят рублей.
Каково же было Герино разочарование, когда через каких-нибудь три часа от двух кусков у него остались жалкие пятьсот рублей.
– Чо ты, хайван, проебался? – с нотками жалости в стальном басе поинтересовался Алишка, когда мы встретили Геру в Орленке. Рубашка на бедолаге была расстегнута почти до пупка, волосы взъерошены, а глаза лихорадочно блестели.
– Ебанный свет, – только и повторял Гера, – две штуки Муссе торчу, ебанный свет!
– Давай, воткни этот пятихатник, я тебе сейчас нормально пробью – снова поднимешься, – предложил Али.
– Ай, все равно уже, терять нечего, – отчаянно дернулся Гера и вставил купюру в Веселого Фермера.
Решив играть по максбету, Гера таки вымолил себе нормальную комбинацию
