Попрыгала на месте, коза. Тот не реагировал, продолжив свое расслабленное существование.
– И как это понимать? – спросила возмущенно, так как добро не оживало. – Что требуется делать?
Ниршану захотелось заржать в голос.
– Можешь станцевать, – предложил он, видя растерянность на своем лице (то есть Максимы). Да, себя хотеть, не то же самое, что кого-то. Это он ее хочет. А вот она его в собственном теле, очевидно, нет.
– Ты импотент что ли? – вконец разобиделась она, водя бедрами, точно пытаясь сплясать ламбаду.
Перец вольно и плавно покачивался в такт, но признаков жизни не подавал. Правильно, хоть что-то в его теле предано ему до конца. Так-то! Ниршан прямо-таки испытал отеческую гордость за перец, со злорадством наблюдая за движениями плясуньи.
– Блин! Блин! Блин, – она круто замерла, не отводя настороженного взгляда от неработающего органа.
Ожил, наливаясь силой, задвигался. С лица Ниршана (то есть Максимы) сползла улыбка. Он смотрел и мысленно матерился. Ничего больше не остается, как защищаться. Она вон уже разговаривает с дружком, будто он сам.
– Да-а-а! Давай, милый. Работай!
Подняла на него сверкающие глаза, разводя руки: смотри, какая я молодец. А потом из ее груди, из тела Ниршана, из области солнечного сплетения отделилась искра. Насыщенная, сияющая, как частица энергии, и потянулась к телу Максимы.
– Что это?! – спросила она, перепугавшись, поднимая на него полный изумления взгляд. – А-а-а. Душа?!
Его он совсем не ожидал увидеть. Внутри все оборвалось. Затяжелело. Опустилось вниз напряженным комом от ощущения беды. Смерти. Ниршан переменился в лице.
– Стоять, – гаркнул ошалело, так как она бы не смогла. – Если он дотянется до тебя, ты умрешь. Замри, я сказал.
Девчонка замерла, казалось, перестала дышать, не отводя глаз от огонька. Полыхающая искра тянулась к телу Максимы.
– А теперь одевайся. Бегом! Отвернись от меня.
Она сразу поняла, что он не шутит. Слишком серьезно, надсадно звучал голос. Слишком он переполошился. Натянула одежду, не оборачиваясь. Ниршан отошел как можно дальше от нее, в самый дальний угол шаттла.
– Думай о чем-нибудь постороннем.
– О чем?
– О чем угодно. Максима, раз велел, делай!
Она тоже отошла от него подальше, плюхнулась в кресло и закрыла глаза. Дышала ровно. Долго. Постепенно искра изменила траекторию движения, возвращаясь обратно в солнечное сплетение Ниршана. Он с облегчением выдохнул. Вот тебе и обмен телами в одном помещении. А он уже размечтался о большем.
– Растворилась? – спросил он глухим тоном спустя время.
– Угу.
– Вот и ладно. Сиди, пока не рокиранемся обратно.
– Что это такое?
– Цветок Силы. На Транспране мы обменивались им с вьянами. Для того, чтобы завести потомство. Как ваши обручальные кольца и предложения, только сложнее.
Он замолчал, понимая, что не стоит ей знать, что именно эта белая субстанция так разрушительно действовала на земных женщин. Превращала в развалины Ци, обволакивала женскую красную и дарила безумие. Земные женщины не подходили арктикам, они не могли вернуть цветок. Их иньская Ци отличалась слабостью и была предназначена для земных мужчин. Но сами арктики не могли без нее, потому и держали гаремы. Потому и закрывали глаза на разрушительную природу, если не Цветка Силы, то хотя бы целомудренных обнимашек.
И то, что цветок потянулся к девушке, тоже сказало об очень многом.
Так Максима и сидела там, надувшись на него, словно мышь на крупу, пока не уснула. Он не стал ее трогать. Решил обождать, пока истечет время. Поклялся себе, когда развяжутся с обменом тел, вот тогда отыграется. Задаст жару. Так задаст, что она месяц на попе сидеть спокойно не сможет. Откладывать, видите ли, она не хочет. Ну-ну. Но спать они будут в разных комнатах.
***
После приземления шаттла на лужайке у дома, мы с Ниршаном вошли в здание. Постройка большая, современная, но абсолютна застойная. Казалось, в доме жизнь давно замерла и остановилась. Горстка прислуги легко растворялась в гулких стенах.
– Хорошее пространство, но нежилое.
Ниршан обернулся, посмотрел вокруг, полез в карман пиджака и достал из внутреннего кармана тонкую визитницу с тремя пластиковыми картами. Достал одну, протянул.
– Обустрой, как нравится.
За все годы проживания на Афоне я булавки не купила. Ничего. А тут обустроить целый дом. Возвращать как-то стыдно, пришлось бы признаваться, что не умею.
– Нечасто бываешь дома? – спросила я, краснея и пряча в карту в кармане.
Он снова остановился, приблизился так близко, что я пожалела, что спросила.
– Я всегда на связи, но из дома выходи исключительно после сообщения и с охраной.
Я когда-нибудь смогу быть самостоятельной? Тягостный вздох вырвался из моих легких. Это у меня судьба такая, все время под колпаком. Сначала Гуй Ли, потом вся афонская Братия, теперь Ниршан. Говорил отец Кирилл, что азартные игры грех… Обиден был проигрыш, но еще обиднее сам факт того, что я согласилась с ним сыграть. С благостными порывами сносит в пропасть и пенять не на кого.
– Чтобы решить нашу проблему, тебе нужно пройти обследование. Есть профильная клиника, специализирующаяся на Ци. Надеюсь, ты не против? – спросил он, разглядывая мое лицо так близко, будто намеревался поцеловать.
Мне так жутко представлять разговор с отцом Кириллом, что я готова пройти хоть сто обследований, лишь бы и дальше трусливо игнорировать его входящие звонки.
– Я думала, что мы решим этот вопрос сами.
Он покачал отрицательно головой, поджал губы и проникновенно заглянул в глаза.
– Несмотря на то, что я хочу тебя до одури…
До одури? Ух ты! Мужские руки легли на мою талию и горячо прижали к телу. Так что уперлись в меня не только крепкие бедра. Хм, до одури. Его дыхание сбилось, пока он ладонями гулял по моей спине и ягодицам.
– После шаттла я не буду рисковать. Я лучше контролирую свое тело, ты и сама понимаешь.
Губы Ниршана скользнули по моим губам. Внутри тела мгновенно образовалось напряжение, внутри потянуло сладкое эхо. Я ответила на его легкий, томно-нежный, с обещаниями бури, поцелуй.
– Да.
И когда я успела обвить шею Ниршана руками?
– Машина заедет после обеда.
Он отпустил меня, и я ощутила разочарование. Сама не понимая, да с чего вдруг? Ну обнял, ну потискал, поцеловал. А в душе будто расцвели все внутренние пространства, пламенно зазвучали, оживая дивные надежды. Изумленная душа хотела большего, радостной любви, твердых рук, его самого. Звучит! Не умолкая. Так и скажу отцу Кириллу, ничего не могу поделать, святая из меня не получилась. Я почетная добыча и горячая девка. Буду гасить все воспитательные упреки, потому что хочу. Постыдно и грешно.
