проклинала ее отца.
– Знаешь что? – сказала я вслух самой себе. – Этот урод не придет. На него никогда нельзя рассчитывать.
С высоты холма мне было видно шоссе, ведущее от Литл-Рока. Мой бывший муж по-прежнему работал там, но, к моему неудовольствию, переехал жить обратно в Хот-Спрингс. Когда сентябрьское небо окрасилось в закатные цвета, я увидела вдалеке грозовые облака, похожие на аккуратные кучки ваты.
В католической школе Эллисон устроили вечер открытых дверей для родителей первоклассников. Так в сентябре отцы могли прийти в школу вечером понедельника, посмотреть, чему их дети научились на первой неделе занятий, а потом вернуться сюда только в июне, когда будет проходить завтрак отцов и дочерей. Я передала отцу Эллисон записку через дочь и лично сообщила о дате мероприятия. Конечно, говорила я с ним в дверях, но тем не менее.
Не было никакого смысла ломать комедию и пытаться убедить окружающих, что мы все еще женаты, – просто я вспомнила, что мой отец никогда не приходил на мои школьные праздники, потому что умер. Дети, даже шестилетки вроде Эллисон и ее одноклассников, чутко подмечают происходящее, хотя, возможно, и не могут понять всей ситуации. Чтобы немного подстраховаться, я пригласила и Имоджен, свою бывшую свекровь. Я хотела, чтобы со мной пошел кто-то еще: так учительница Эллисон и родители других детей будут знать, что у моей дочери есть полноценная семья. Мне пришлось пообещать Имоджен, что я отвезу ее в школу и обратно домой, чтобы она не так сильно страдала от всего этого. Имоджен уже вошла в школу и, наверное, разговаривала с кем-нибудь о католиках и идолопоклонстве, так что я решила к ней присоединиться.
– Где папа? – спросила Эллисон.
Я обвела комнату взглядом и поняла, что здесь собрались отцы всех остальных детей. Они с неловким видом беседовали друг с другом. Женщины громко расхваливали рисунки своих чад и украдкой оглядывались, чтобы увидеть, кто еще разделяет их восторг.
– Он, наверное, задерживается, – ответила я, взглянув на Имоджен: та неуклюже примостилась на стульчике, предназначенном для первоклассников. Она высоко вскинула брови, но ее глаза-бусинки смотрели на всех осуждающе. Это вовсе не приносило ей удовольствия или облегчения – она просто привыкла жить с таким взглядом.
Учительница Эллисон немного рассказала об учебной программе, и я осталась под впечатлением. Я радовалась, что учительница тоже пришла на встречу, хоть Имоджен и считала монахинь фанатичками. А ведь она еще не знает, что Эллисон с одноклассниками каждое утро посещают службу. У Эллисон даже был свой маленький молитвенник, и, когда мы с ней хоронили кого-нибудь на кладбище, она иногда зачитывала из него отрывки. Об этом я Имоджен точно не собиралась рассказывать.
Мероприятие продлилось дольше, чем я рассчитывала, но, сколько бы Эллисон ни поглядывала на дверь, ее отец так и не явился. Всю обратную дорогу до дома Имоджен мы молчали. Когда мы подъехали, я даже не рассчитывала, что она пригласит нас зайти. Меня так и подмывало спросить у Имоджен, не может ли она узнать у отца Эллисон, почему он не в состоянии исполнить мою единственную просьбу.
– Интересно, что здесь делает Мэгги? – сказала Имоджен.
Мэгги была новой женой отца Эллисон. Четвертой. Она, конечно же, ездила на хорошей машине, которая и была припаркована у дома Имоджен. «Да, мне тоже интересно, что эта сучка здесь забыла», – подумала я. Но говорить ничего не стала и просто пожала плечами. Имоджен зашла в дом, а мы с Эллисон уехали. Раз уж мы оказались в этом районе, я решила заехать к одному из своих ребят, чтобы убедиться, что у него все хорошо. В школе нам выдали целую папку рисунков Эллисон, и парень искренне ими восхищался.
Доктор, помогавший нам с анализами, отдал мне несколько таблетниц, которые достались ему от представителя какой-то фармкомпании, продвигавшей, кажется, лекарство от давления. Пока Эллисон объясняла парню, что изображено на рисунках, я раскладывала таблетки по дозам на каждый день недели. Не знаю, было ли это проявлением одного из побочных действий азидотимидина, или же это были первые признаки наступающей деменции, но иногда моим ребятам было трудно отслеживать прием таблеток. Раскладывание таблеток по отсекам действовало на меня успокаивающе, к тому же это был очень простой способ хоть немного помочь парням.
Когда мы вернулись домой, на телефоне мигала кнопка автоответчика. Я очень устала и надеялась, что это не тревожное послание от кого-то из моих подопечных. Я нажала «Прослушать» и отошла от телефона.
Сообщение от Имоджен: отец Эллисон погиб в автомобильной аварии…
Я повернулась, чтобы выключить автоответчик и скрыть новость от Эллисон, но Имоджен говорила слишком быстро. Эллисон стояла в моей комнате, будто бы прокручивая услышанное в голове. Она смотрела на меня так, словно ждала, когда я скажу, что все улажу, что она все не так поняла, что с ее отцом все в порядке. Я не могла этого сделать.
Он ехал по федеральной трассе у поворота на хайвей 70 – именно над этим местом собрались грозовые тучи. В тот момент, когда я смотрела на них с холма, проклиная отца Эллисон, он уже лежал мертвый под дождем: его машина разбилась об опору моста на крутом повороте. Это видели две женщины, работающие в закусочной у подножия холма.
По их словам, отец Эллисон на большой скорости пошел на обгон. Когда он попытался снова встроиться в свой ряд, машину занесло на скользкой дороге – после долгой засухи наконец-то пошел дождь. Машину крутило все быстрее, и в результате она влетела в опору моста. Одна из женщин позвонила в полицию, а вторая побежала к машине. Она сказала, что мой бывший муж съехал на пассажирское сиденье: он был мертв, но на его теле не осталось ни царапины. Он раскинулся в пассажирском кресле, словно дожидался водителя.
Я видела много смертей, но подобрать нужные слова, чтобы утешить Эллисон, не могла никак. На следующее утро после того, как мы узнали о трагедии, я позвонила доктору Хейзу, настоятелю нашей церкви. Эллисон очень любила доктора Хейза, и я подумала, что он сможет ей помочь. С тех пор как я попросила его о помещении для группы поддержки, он был со мной холоден, но по-прежнему вежлив. Я взяла за правило по воскресеньям отстаивать очередь, чтобы пожать доктору Хейзу руку, потому что знала, что ему от этого неловко.
Доктор Хейз сказал, что ему ужасно жаль, что так вышло. Я спросила, может ли он прийти к нам и поговорить с Эллисон. Он молчал долго. Даже, наверное, слишком долго.
– Да, могу.
Доктор Хейз приехал около полудня. Я очень его ждала и, открыв дверь, поздоровалась. Я сразу поняла, что он никогда не бывал в этом районе, хотя недалеко от нас жил церковный секретарь. Доктор Хейз ступал с осторожностью, словно боялся запачкать обувь.
– Спасибо, что приехали, доктор Хейз, – сказала я. – Пожалуйста, проходите.
– Думаю, мне лучше остаться на крыльце, – ответил он. – Эллисон…
– Вы не зайдете в дом?
– Не могу, – быстро сказал священник, оглянувшись по сторонам. Он смотрел куда угодно, только не на меня.
– Но почему? – Я заставила его взглянуть мне в глаза.
– Вы одинокая женщина, и мне не подобает входить в ваш дом.
– Помните притчу о неотступной вдове? – спросила я.
Эту притчу Иисус рассказывает в Евангелии от Луки. В ней говорится о вдове, которая упорно пыталась добиться справедливости от продажного судьи. Она просит у него защиты от «соперников», и из ее слов нельзя понять, говорит ли она о людях, или о чем-то другом, что ее мучает. Я-то знала, какая помощь мне нужна. Правда, в глубине души я все еще обижалась на доктора Хейза за то, что он даже не дал моим ребятам места, в котором они могли бы поговорить друг с другом.
– Вы не совсем вдова, – сказал проповедник.
– Не совсем, – согласилась я и улыбнулась, сжав губы, чтобы не выдать свое раздражение. – Но я неотступная. – С этими словами я повернулась, чтобы
