Доступ в мои личные покои имеет только моя личная стража и пара доверенных слуг. А с учётом того, что я приказал не беспокоить меня до утра, должно было случиться что-то очень срочное и важное, чтобы этот приказ нарушили.
Словно в подтверждение моих мыслей стук повторяется.
Ругнувшись мысленно, всё-таки перекатываю Мэл со своего плеча на подушку, стараясь не разбудить её. И поднявшись с кровати иду к двери, соединяющей спальню и личную гостиную, по пути надевая халат, прихваченый с кресла.
За порогом обнаруживаю одного из постовых, которые должны дежурить у дверей в мои покои. Увидев меня, тот сразу же благоразумно пятится на три шага назад и склоняется в поклоне, низко опуская голову и избегая смотреть в сторону спальни.
Но я всё равно выхожу в гостиную и плотно закрываю дверь, инстинктивно пряча своё сокровище.
– Что случилось Исангун? – интересуюсь не самым благожелательным тоном, завязывая полы халата.
– Приношу свои извинения, ваше высочество, – решается выпрямиться постовой. – Я бы не стал вас беспокоить, но там пришла халита Асхия, плачет и чуть ли не на коленях умоляет о встрече с вами. Говорит, что дело касается её сестры.
– Пусти. Я выслушаю, – приказываю сухо, чувствуя как поднимается во мне глухое раздражение.
Что эта глупая девчонка опять вытворила, если из-за неё более разумная и сдержанная Асхия даже решилась обратиться ко мне напрямую да ещё нарушив прямой приказ? Явно что-то выходящее за все рамки.
Исангун кланяется и пятится к двери.
И уже через пару минут впускает в комнату одну из моих наложниц, а сам покидает комнату, чтобы не мешать разговору. Заплаканная девушка, увидев меня, тут же падает на колени, смиренно кланяясь до земли.
– Мой господин, умоляю простить свою ничтожную рабу, – всхлипывает жалобно.
Подхожу ближе, останавливаясь у её вытянутых вперёд и прижатых к полу ладоней.
– Поднимись. И объясни, почему ты нарушила мой приказ, – велю ровно, привычно обуздывая свои эмоции. Если сёстры решили таким глупым образом привлечь моё внимание, нарываясь на наказание, им обеим придётся об этом пожалеть. Или одной Бибинур, если вина лежит только на ней.
Асхия выпрямляется, устремляя на меня полный отчаяния взгляд.
– Я не хотела, мой господин. И надеялась, что справлюсь с Бибинур самостоятельно, не беспокоя вас. Но ей всю ночь было так плохо, мы с целительницей от её кровати ни на минуту не отходили. А сейчас она… снова пытается это сделать. Пожалуйста, прикажите ей остановиться.
– Что она пытается снова сделать? – переспрашиваю тихо и почти ласково, чувствуя, что мой самоконтроль начинает идти трещинами, уступая испепеляющему гневу.
– Отравить себя, мой господин, – бледнея до воскового цвета, шепчет Асхия.
– Что ты сказала?! – ухватив её за подбородок, рычу я. – Объясни по порядку, какого беса этой дурочке такое в голову взбрело?
Глаза Асхии становятся огромными блюдцами, полными слёз. А губы дрожат так, что я даже через тонкую ткань хариджи это вижу. Стягиваю с девичьего лица тряпку, чтобы легче было считать настоящие эмоции.
– Она… она решила, что вы от нас теперь откажетесь. Простите, господин, – шепчет покаянно. – Я говорила ей, чтобы не делала глупости. Что на всё воля богов. Но… но она так переживала. Вы не приходили к нам с тех пор, как вернулись из Сэйнара. И новую комнату наслаждений построили в своих покоях. А вчера… мы узнали, что у вас… что в ваших покоях ночует девушка из Сэйнара. Красивая. Знатная. Магичка. Королевской крови. И Бибинур сразу решила, что мы вам больше не нужны будем с такой невестой и женой. Что вы нас отдадите, как всех, кто был до нас. А она без вас жить не может, господин. Вот и выпила яд. Простите, что я не справилась. Остановите её, молю.
– Успокойся, – велю ровно, твёрдо смотря в глаза Асхие, понимая теперь, как сильно она переживает за свою более слабую характером сестру. Тут не наказывать, а жалеть надо и успокавивать. Моя ответственность.
За плечи поднимаю девушку с колен. Вытираю слёзы и обнимаю, утешая. Даря столь необходимую поддержку той, что однажды вверила мне свою судьбу.
И она с благодарностью и облегчением прижимается к моей руке губами.
– Всё будет хорошо, малышка. Иди сейчас к сестре и скажи, чтобы она привела себя в порядок и прекратила дурить. Иначе я буду очень зол, когда приду с ней увидеться через… час. Поняла меня?
– Да. Спасибо, мой господин, – целует она мою ладонь. – Я всё скажу. И присмотрю. Спасибо вам.
– Иди, Асхия, – отстраняю я девушку. И тут вижу, как её глаза останавливаются на чём-то позади меня и изумлённо округляются.
– Мы будем ждать, господин, – шепчет Асхия едва слышно, кланяется мне в пояс и, пятясь назад, быстро выскальзывает из комнаты.
А я ещё до того, как обернуться, знаю, что именно увижу за своей спиной. Точнее, кого. Так же, как знаю то, что проблем у меня только-что сильно прибавилось.
Знать, что у твоего любимого есть гарем, это одно. А видеть воочию, как он обнимает другую женщину, а та целует ему руку… После того, как был со мной всю ночь. После того, как подарил столько страсти, ласки и наслаждения, что я, кажется, летать научилась. После того, как заставил обнажиться перед ним всей душой…
Это… Больно! Падать… больно. Словно крылья подрезал.
И дыхание в груди застывает колючей крошкой. А вместо сердца, кажется, одна сплошная дыра. Беспросветная и чёрная. Я разбита вдребезги.
И становится только хуже от понимания, что он вроде как полностью в своём праве, что такова его жизнь, таковы обычаи и нравы в его стране, что он за своих наложниц несёт ответственность, особенно с учётом его же пристрастий. Вон одна даже умереть готова от одной только мысли, что любимый господин от неё может отказаться. Разве он бросит ту, что приучил к своей жестокой ласке? Ту, что настолько зависит от него?
Нет у меня права закатывать ему сцену ревности. Никто мне такого права не давал.
Я знала что у него есть гарем. Знала, что Корим держал во дворце наложниц, даже когда был женат. Как и все мужчины в его роду. Как и большинство мужчин Босварии. Знала, но позволила себе об этом забыть. Позволила себе… надеяться.
