Домой ввалился весь взмокший, хоть выкручивай. Контейнер отправил на столик, а девушку устроил на кровати. Нормальной, а не ее лежанке. Накрыл одеялом, подушку под голову сунул и застыл, не зная, что делать дальше.
Николь все так же не двигалась. Дыхание редкое — через раз, взгляд из-под полуприкрытых век в никуда, и синяк этот, мать его… Убьет ту сволочь, порвет без жалости. Охранники, чтоб их. Нашли себе противника — безоружную рабыню. Что за порядки в Стае развелись?!
Дарк осторожно присел рядом. Костяшками пальцев провел по высокой скуле, убирая упавший на лицо локон.
— Николь… — голос подрагивал, но Дарк и не попытался с этим ничего сделать. — Карамелька, — позвал еще раз.
Девушка не реагировала. Даже зрачок не дрогнул.
— Они ничего не успели сделать…
О, Луна, как жалко звучит! Оправдывается еще тут перед собой — успели, не успели. И то, что рабыня в прошлом ловцом была и волчиц в бордели поставляла — вряд ли Николь интересно. Оборотни ведь не цепляли ошейник на кого попало, только на ловцов. Или уже нет?
Но Дарк и не дернулся бежать проверить. Прилип намертво к кушетке, вглядываясь в неподвижную девушку.
Беспомощность жгла хуже каленого железа. Конвейер перетерпеть — и то легче, чем видеть Николь такой… опустошённой. Она же боец. Сильная и упрямая девушка, об которую зубы сломаешь, если куснуть попробуешь.
Волк тоже замер. Ничего не требовал. Тихий просто до невозможности. Но Дарк чувствовал его молчаливое осуждение напополам с презрением. Альфа хренов… Трус, боявшийся посмотреть правде в глаза.
Но если выпустить волка сейчас, если дать ему сблизится с парой, облизать ее, утешить и побыть рядом — это конец. Зверь ни за что не отпустит истинную, сколько не ломай.
Сжимая пальцы до треска суставов, Дарк гипнотизировал неподвижную девушку, как будто она могла сейчас открыть глаза, и сделать вид, что ничего не случилось. И у него будет ещё хотя бы несколько дней, чтобы принять верное решение. Или он его уже принял?
— Задница ты шерстяная, — проворчал вполголоса. — Спец по мозгам, значит, нужен… Будет вам спец.
Дверь внутренней клетки с лязгом распахнулась, давая зверю свободу.
— Иди уже, твоя взяла, — успел сказать или, может, только подумать.
Мышцы скрутило огненным жгутом боли, а слух заполнил треск и хруст ломавшихся костей.
Глава 17Первое, что Николь почувствовала — это тепло. Спутав по рукам и ногам, оно медленно просачивалось внутрь, отгоняя грязные пятна кошмаров. Заменяло их тихим урчанием и легкой, как паутинка щекоткой. Медленно стягивало рваные раны памяти, грело сердце, вылизывало щеки… Что-о-о?!
Николь распахнула глаза. Чтобы тут же с писком зажмуриться снова. А по лицу протянула широкая лента волчьего языка.
— Хф-ф-ф, — зашипела, отплевываясь от набившийся в рот шерсти.
— Ур-р-р, — вторил разлегшийся на постели волк, продолжая намывать ей щеки.
Кое-как Николь попробовала спихнуть с себя слюнявое одеяло. Руки с трудом, но слушались. Странно. После первого приступа она сутки двинуться не могла…
Воспоминания завертелись в голове бритвенно-острыми осколками. Собрались в отвратительную картину, и губы задрожали, а перед глазами всколыхнулась соленая муть.
— Свали, — пихнула волка. — Провались к черту… К своим дружкам. Вы все одинаковые… Ублюдки.
Но вместо того чтобы разорвать ей горло за такие слова или хотя бы укусить, зверь тихонько заскулил.
Тяжелая морда легла на плечо. Ткнулась влажным носом в ухо, и волк едва слышно взвыл, виновато прижимая хвост.
Даже сползти невозможно... Передавил лапой, как игрушку к матрацу прижал. Лохматый и невозможно крупный для обычного зверя. Николь впервые видела оборотня в звериной шкуре, но вместо восторга внутри одно лишь горькое опустошение. Да, как игрушку… Она игрушка и есть. В ошейнике или без, но все равно бесправная. Как та рабыня.
— Тебе лучше скорее отдать меня отцу, — произнесла, разглядывая потолок, — он не станет ждать долго и просто сорвется…
Густое рычание поставило точку в ее фразе. Волк надвинулся плотнее, наваливаясь всем телом. Опять засопел и облизал щеку, будто утверждая свое право.
Не отдам. Моя.
Внезапная вспышка ощущений встряхнула разрядом электрического тока. Пронеслась по нервам быстрее молнии и сложилась во вполне четкое осознание волчьих намерений. Николь прикрыла глаза. Кажется, у нее окончательно поехала крыша. Понимать, что чувствует зверь! Ерунда какая-то…
А ей опять лизали щеки, фырчали, рычали и вели себя не по-звериному нежно.
— Отстань, Дарк, — проворчала, снова пытаясь пихнуть развалившуюся тушу. Шерстяной какой… Жаркий.
Волк коротко рыкнул. А ее новой вспышкой накрыло — зверю не понравилось. Николь от удивления даже сил нашла приподняться.
— Дарк?
Зверь оскалил клыки и убрал сразу. Ну точно, не нравится! Любопытство отодвинула тягость пробуждения еще на несколько шагов назад. Как странно. Разве зверь и мужчина ни одно и то же?
А волк опять полез целоваться. Пушистый хвост мел из стороны в сторону и дробно стучал о стенку.
— Эй… Фу! — хихикнула, отплевываясь от мокрых нежностей.
— Ур-р-р!
Золотые глаза зверя щурились в умилении, густая шерсть дыбом вся. И цвет такой интересный. Множество переливов серебра — от темного хребта, до белого снега на груди и брюхе.
Николь робко тронула рукой мохнатый бок. Мягенький какой. Почуяв осторожное касание, зверь тут же сунулся под руку, заюлил так, что кровать ходуном.
— Ты нас уронишь! — легонько стукнула по плечу. — Эм-м-м… Так ты Дарк или нет?
Зверь вздохнул и посмотрел на нее осуждающе. И ощущение такое… Вроде: ну чего ты пристала, женщина? Дарк. И нет.
Понимание из вне шло смятым потоком, как плохой сигнал. Вроде общий смысл понятен, но все равно каша. Совсем запутавшись, Николь села, и на коленях тут же устроилась наглая морда.
— Ты же не собака, — проворчала, борясь с искушением взлохматить пушистый загривок.
Хвост застучал с утроенной силой. Зверь хотел, чтобы его гладили, и ей вдруг показалось, что даже на злой удар волк не ответил бы укусом.
Николь осторожно тронула между мохнатых ушей-флажков. У нее никогда не было живности. Разве что рыбки — но очень условно. На третьем этаже отец организовал в одной из комнат аквариум во всю стену, и ей строго воспрещалось даже близко подходить, не то что сыпать корм.
Пальцы скользнули вниз, и Николь осторожно почесала серенькое ушко.
От удовольствия волк даже глаза закатил. Разурчался на весь блок — по стенам вибрация пошла гулять. И внутри так щекотно стало. Словно под ребрами пробежался пушистый шарик тепла, растворяя последние обрывки кошмарных воспоминаний. Отделил прошлое и будущее от нее настоящей и оставил их за призрачной гранью, через которую нет хода плохому.
