От доброты душевной и симпатии к двум талантливым девушкам Канарский не только финансировал первую студийную запись «Снайперов», но и создал им первый «официальный» сайт.
«Как-то ни шатко ни валко наши отношения с Сургановой восстановились. Но отнюдь не в прежнем виде, – говорит Арбенина. – Просто мы опять стали поздравлять друга друга с днями рождения или какими-то важными датами. Например, она прислала мне эсэмэску к очередной годовщине нашего знакомства, а я ответила, что сижу, уплетаю большой, 12-дюймовый блин за ее здоровье. И когда решили издать «Канарского», я позвонила ей уточнить: «Ты не против? – Нет. – Отлично, до свидания». Вот такое приблизительно общение. А шумиху о нашем «воссоединении» в связи с выпуском «Канарского» устроили исключительно поклонники и журналисты».
Глава 20
Чулпан, бункер, последний патрон
Лето 2008-го «Ночные Снайперы» открыли «Акустическим романом» все в том же «доронинском» МХАТе. Басист Дмитрий Максимов отметился там и с контрабасом. Чуть позже данный инструмент в его руках станет одним из поводов для спонтанного арбенинского бунта после «снайперского» акустического выступления в другом московском академическом зале. Но пока все шло плавно и поэтично. Диана читала фрагменты из «Дезертира сна», вытаскивала песни из каждого «снайперского» периода (юбилейный год все-таки) и добавляла к ним номера, напоминающие мелодекламацию. В Арбениной пламенел поэтический театр. Свою лепту в это состояние, наверное, добавляла и развивавшаяся дружба Дианы с Чулпан Хаматовой, и постепенно обретаемая ею, скажем так, душевная зрелость, за которой вскоре последовало материнство.
Увертюра нового тысячелетия потихоньку завершалась, и я поинтересовался у Дианы, нашла ли она для себя в «нулевых» близких по духу писателей, музыкантов или осталась привержена тем, кого полюбила в юности? Она сказала: «В литературе я – консерватор. Но не замшелый. Не то что «раньше все было лучше, и сахар слаще». Тем не менее в современной российской прозе, кроме Дмитрия Быкова и Михаила Шишкина, не назову больше никого, кто бы меня сильно заинтересовал, тем более – потряс. В мировой – Милан Кундера. Он просто ошеломил, когда я стала в 2000-м читать его произведения, особенно «Бессмертие».
В поэзии для меня Бродский по-прежнему вне досягаемости. А вот с музыкой – другая история. Она развивается очень мощно и в мире, и во мне. Появляется много яркого, не похожего на то, что было раньше. Я стараюсь себя постоянно образовывать в музыкальном плане, внимательнее отношусь к некоторым стилям. Допустим, джаз я когда-то вообще не знала и не воспринимала. А теперь я в нём купаюсь. Эта музыка практически всегда звучит в моей машине, под нее легко думается.
Если говорить про музыкальные ориентиры, естественно, в свое время всем снесло крышу от Radiohead. Мне кажется, русские рокеры вообще практически помешались на Томе Йорке. И до сих некоторые из этого состояния не вышли. Хотя по большому счету Radiohead сделали один феерический альбом, а далее ушли во что-то бессознательное, в такой конкретный андеграунд. Это уже совсем другая музыка – на любителя. Но тут же появилась группа Muse. Помню, сначала многие говорили: есть уже Radiohead, а Muse никогда им не станет. А мы с Земфирой в 2002-м встретились на втором российском выступлении Muse в СК «Крылатское» и думали: причем тут вообще Radiohead? Это совершенно разные группы, с разным подходом к студийной и сценической работе. И Muse мне ближе…»
