Книга Не ее дочь - Риа Фрай

после

Бозмен, штат Монтана, не из тех городов, которые подходят для семейного отдыха или осмотра достопримечательностей. Люди иногда хвалят Монтану, как и другие запоздало созданные штаты, вроде Айдахо, Дакоты, Айовы и Небраски, но никто туда не ездит, разве что любители гор. Бозмен – всеми забытая дыра неподалеку от Вайоминга, чуть выше Джефферсона. И вообразить невозможно, что будешь скучать по такому городу, пока кто-нибудь не привезет тебя сюда.

Когда Итан впервые сказал, что у него есть дом на озере, я представила себе длинные выходные, горячие ванны и купание в чистейшей голубой воде.

– Путь неблизкий, – как бы невзначай произнес он, пережевывая тако.

– И что? Нам же нравится вместе путешествовать.

Итан облизал вымазанные жиром пальцы, брызнул на третий тако каплю соуса чили и потянулся за пивом.

– Одиннадцать часов – это слишком?

– Одиннадцать часов? – насупилась я. – Для поездки на выходные? С тобой? Хм… Пытка. И речи быть не может. Ни за что.

Я тоже глотнула пива и увидела, как его лицо расплывается в улыбке.

Он раскинул руки на спинке диванчика.

– Отлично. Когда едем?

– В следующие выходные?

Следующие выходные обернулись поездками дважды в месяц, а потом и трижды. Выходные растягивались на три дня, затем на четыре, а иногда и на неделю, когда позволяло расписание. Домик у озера находился не в самом Бозмене, а в часе езды от него, на озере Фейри, а рядом ни души на многие мили.

Я подшучивала над Итаном по поводу названия озера – ну не может же оно действительно называться «Озером Фей», правда? Но Итан утверждал, что оно настоящее, и вокруг полно фей и гномов с крохотными горшками с золотом, которые можно разглядеть только в лупу.

Он наведывался в домик бо́́льшую часть своей жизни. Когда Итан занялся столярными работами, он получал тут вдохновение и старое дерево, которое отвозил в магазин в фургоне. Когда я начала приезжать вместе с ним, то делала здесь наброски и ранние образцы первых электронных книг «КУРСа», пока Итан отправлялся за строевой сосной.

Мы готовили нескончаемый кофе, и я упрашивала Итана выпить хоть чашку, он подчинялся, но тут же сплевывал, и горячий коричневый ручеек капал по его подбородку. Потом он наливал себе воды или виски и садился рядом со мной, и проводил так все утро или день, составляя мне компанию.

Дом был обставлен в духе восьмидесятых, когда совершенно позабыли о стиле, а интерьеры превратились в разномастную компиляцию. Дед Итана владел ранчо и построил домик на озере для своей жены Мэй, которая умерла в 2000 году. С тех пор он сам жил там и работал до самой смерти от разбитого сердца. Я видела фотографии дедушки Итана в его лучшие годы, жадно обнимающего жену рядом с сексуальными автомобилями или верхом на мотоцикле, и замечала его сходство с Итаном – то же обаяние, загнутый на кончике нос, широкие плечи, узкая талия и крепкие икры. Даже улыбались они одинаково.

Удивительно, но после смерти деда Итан не стал трогать домик, ничего в нем не поменял, потому что не хотел тревожить память о деде. Меня поразила его сентиментальность (я видела большой потенциал в высоких балках и огромной площади), но он отказался от переделок.

– Это не мой дом, а его. Он хотел, чтобы дом выглядел так.

Когда я впервые упомянула об этом, в его голосе зазвучали тоска и желание защитить, которое он никогда не выказывал по отношению ко мне.

С его дедом я познакомилась, когда мы с Итаном уже встречались около года, и успела хорошо его узнать. Мы сразу же понравились друг другу, часто вместе наседали на Итана, когда с ним было трудно, засиживались допоздна за скотчем и сигарами, по утрам готовили огромные омлеты с поджаренными тостами и густой, как шоколадная глазурь, кофе.

Итан шутил, что мне больше нравится проводить время в обществе деда, а я утверждала, что Билл еще очень привлекателен, и ему стоит снова жениться, на что тот хлопал меня по руке теплой ладонью и говорил: «Так кажется только тебе, красавица. Только тебе».

Нам позвонили поздно вечером, как обычно бывает с плохими новостями. Его дед скончался. Он был здоров как бык, никаких проблем с сердцем, никогда не принимал лекарства. Такое впечатление, что однажды ночью, после обильного ужина и выпивки, он просто решил, что пожил достаточно. Уснул и уже не проснулся. Я никогда не видела Итана в таком раздрае, и как бы ни уверяла, что дед теперь со своей женой, что он сам бы это предпочел и всегда будет с нами, это не помогало.

По завещанию домик отошел к Итану, а это значило, что он может делать с ним, что захочет, что мы захотим. Но вместо этого Итан обращался с домом как с реликвией, не желал, чтобы потускнело хоть одно воспоминание, не снял ни одну фотографию и не пытался даже чинить мебель.

После смерти Билла я чувствовала, будто вторгаюсь в музей. Итан огрызался, если я роняла что-нибудь на ковер или оставляла грязное полотенце на стиральной машине. Прежняя легкость улетучилась, разговоры наполнились сарказмом.

Поездки на выходные стали короче, счастливые моменты более редкими, вдохновение иссякло. Но я по-прежнему любила Бозмен и то, что он олицетворял. Любила озеро Фейри, крепкий кофе и память о Билле, сочащуюся из каждой комнаты и истории Бозмена. Я хранила существование домика в тайниках своей души, надеясь однажды вернуться сюда с Итаном.

* * *

Мы пробыли в дороге почти двенадцать часов, когда под грязной резиной шин знакомо захрустели листья и гравий. Я любила этот звук – он означал, что поездка длиной в целый день закончена. По выходным дед Итана освобождал для нас домик, и под пологом деревьев я бросала Итану туманную улыбку, наши губы и зубы сталкивались, и мы срывали с себя одежду, часто даже не успев отпереть дверь.

Четыре часа назад я отключила сотовый. Я больше не могла позвонить никому из знакомых. Сейчас уже наверняка объявлена тревога и начаты поиски. Я не сомневалась, что сообщение появится в соседних городах, соцсетях и в выпусках новостей, и ему будут уделять не меньше внимания, чем какой-нибудь избирательной кампании. Эмма – ребенок из приличного района. Я знала, как это происходит – определенные дети всегда получают больше внимания. И власти сделают все возможное, чтобы ее найти.