— Макс, этой ночью может случиться катастрофа, если мы не вмешаемся, — вымолвил наконец Виктор Крей, осознавая, что это прозвучало не очень убедительно. — Я должен знать, где Роланд. Его жизни угрожает страшная опасность.
Макс молчал, пристально глядя на умоляющее лицо старика. Он не верил ни единому его слову.
— Чья жизнь, господин Крей? Роланда или Якоба Флейшмана? — потребовал ответа Макс, с нетерпением ожидая реакции Виктора Крея.
Старик возвел глаза к небу и удрученно вздохнул.
— По-моему, ты не понимаешь, Макс, — процедил он.
— Думаю, что понимаю. Я знаю, что вы солгали мне, господин Крей, — заявил Макс, с упреком глядя на старика. — Я знаю, кто Роланд на самом деле. Вы с самого начала нас обманывали. Зачем?
Виктор Крей поднялся и подошел к окну, бросив встревоженный взгляд на улицу, точно ожидал кого-то в гости. Новый раскат грома сотряс дом. Буря приближалась к побережью, и Макс расслышал рокот штормовых волн.
— Скажи мне, где Роланд, Макс, — настаивал старик, не покидая наблюдательный пост у окна. — Дорога каждая минута.
— Не уверен, можно ли вам доверять. Если хотите, чтобы я вам помог, сначала расскажите мне правду, — упорствовал Макс. Он не мог допустить, чтобы смотритель маяка вновь ограничился недомолвками.
Старик повернулся и сурово посмотрел на мальчика. Макс твердо выдержал тяжелый взгляд, давая понять, что ни капли его не боится. Виктор Крей, как будто внезапно поняв, что Макса ему не переубедить, опустился в кресло, признавая поражение.
— Хорошо, Макс. Я расскажу правду, если ты этого хочешь, — пробормотал он.
Макс уселся напротив старика и приготовился внимательно слушать.
— Почти все из того, что я вам на днях рассказывал, соответствует истине, — начал старик. — Мой старинный приятель Флейшман обещал доктору Каину отдать первого ребенка за то, что тот поможет ему добиться Евы Грей. Через год после свадьбы, когда я уже потерял с супругами связь, доктор Каин начал наносить визиты Флейшману, напоминая об условиях их договора. Флейшман всеми способами пытался помешать появлению ребенка, что в результате едва не разрушило его брак. После крушения «Орфея» я почувствовал необходимость написать бывшим друзьям и сообщить обо всем, чтобы освободить от нависавшего над ними проклятия, делавшего их несчастными. Я думал, доктор Каин навсегда погребен под толщей воды. Или я оказался настолько глуп, чтобы убедить себя в этом. Флейшман испытывал чувство вины, считал себя в долгу передо мной и постарался, чтобы мы втроем — Ева, он и я — вновь стали неразлучны, как в студенческие годы. Конечно, это было нелепо. Слишком много воды утекло. Тем не менее Флейшману взбрело в голову построить дом на берегу моря, и вскоре под крышей нового дома родился его сын Якоб. Малыш стал благословением небес, вернувшим обоим супругам радость жизни. Но с самой ночи его рождения я начал подозревать, что дела обстоят не лучшим образом. С той ночи мне снова начал сниться доктор Каин. Пока малыш подрастал, Флейшман и Ева были настолько ослеплены счастьем, что не сумели распознать сигналы надвигающейся опасности. Они из кожи вон лезли, чтобы порадовать мальчика, и потакали всем его капризам. Не было на земле ребенка, которого баловали и лелеяли так, как Якоба Флейшмана. Но постепенно признаки присутствия Каина стали проявляться все более осязаемо. Однажды пятилетний Якоб, игравший во дворе позади дома, исчез. Флейшман и Ева в отчаянии искали сына несколько часов, но его нигде не было. С наступлением ночи Флейшман взял фонарь и отправился в лес, опасаясь, что малыш заблудился в густых зарослях и стал жертвой несчастного случая. Флейшман вспомнил, что когда строили дом, шесть лет назад, он видел на опушке леса небольшой огороженный загон, совершенно пустынный. По-видимому, давным-давно он служил скотным двором, который в начале века был разрушен. Там некогда держали животных, предназначенных в жертву. Флейшмана осенило, что ребенок мог забрести за ограду и не сумел выйти. Его догадка оказалась отчасти верной, но он обнаружил за стеной не только своего сына.
Место, где еще несколько лет назад ничего не было, оказалось заполнено скульптурами. Якоб играл среди статуй, когда отец нашел его и забрал домой. Дня через два Флейшман навестил меня на маяке и рассказал о случившемся. Он заставил меня поклясться, что я позабочусь о малыше, если с ним самим что-то случится. И это было только начало. Флейшман скрывал от жены необъяснимые события, происходившие вокруг ребенка, но в глубине души он осознавал: выхода нет, рано или поздно Каин вернется и потребует то, что ему причиталось.
— Что произошло в тот вечер, когда Якоб утонул? — прервал старика Макс. Он уже знал ответ, но хотел верить, что ошибся.
Виктор Крей опустил голову и помедлил с ответом.
— Того же числа, что и сегодня, то есть 23 июня — в годовщину дня, когда «Орфей» потерпел крушение, на море разразилась страшная буря. Рыбаки бросились крепить лодки, а местные жители надежно запирали двери и окна, в точности как в ночь кораблекрушения. В разгар бури городок стал похож на призрачное поселение. Я находился на маяке, и меня вдруг охватило страшное предчувствие: жизнь мальчика под угрозой. Пробежав по пустынным улицам, я со всех ног примчался сюда. Якоб вышел из дома и шагал к берегу, на который с яростью обрушивались огромные волны. Хлестал ливень, сужая видимость почти до нуля, но мне удалось разглядеть светившуюся фигуру, выступавшую из воды и тянувшую к мальчику длинные руки, походившие на щупальца. Якоб как под гипнозом шел к этой водяной твари, едва видимой в темноте. Это был Каин, я уверен, однако на сей раз он выглядел так, будто все его обличья слились в один переменчивый образ… Мне трудно передать, что предстало моим глазам…
— Я видел это существо, — перебил Макс, избавив старика от описания твари, с которой сам повстречался всего несколько часов назад. — Продолжайте.
— Я поразился, почему нет Флейшмана с женой, почему они не пытаются спасти ребенка, и повернулся к дому. Банда циркачей — они напоминали движущиеся каменные фигуры — не выпускала их с террасы.
— Скульптуры из сада, — догадался Макс.
Старик кивнул.
— В тот момент я думал только о спасении мальчика. Это существо схватило его в объятия и поволокло в море. Я бросился на тварь и… прошел сквозь нее. Колосс из воды растворился в сумраке. Якоб утонул. Мне пришлось нырять несколько раз, прежде чем я нащупал в темноте тело и поднял его на поверхность. Я вытащил мальчика на песок, подальше от волн, и попытался вернуть к жизни. Скульптуры циркачей исчезли вместе с Каином. Флейшман с Евой бросились ко мне. Но пульс у малыша уже не прощупывался. Мы перенесли его в дом и перепробовали все средства реанимации, но тщетно: ребенок был мертв. Флейшман потерял голову, выскочил из дома и, перекрикивая бурю, предлагал Каину свою жизнь взамен жизни мальчика. Через несколько минут произошло чудо: Якоб открыл глаза. Он находился в глубоком шоке, не узнавал нас и, кажется, даже не помнил своего имени. Ева прижала малыша к груди и унесла наверх, где уложила его. Вскоре она снова спустилась, подошла ко мне и сказала — очень спокойно, — что если ребенок останется с ними, его жизни постоянно будет грозить опасность. Она попросила меня позаботиться о нем и воспитать так, как я воспитывал бы собственного сына, как сына, который мог бы быть нашим, если бы судьба распорядилась иначе. Флейшман не осмелился войти в дом. Я согласился выполнить просьбу Евы Грей и увидел в ее глазах, с какой болью она отрекается от того единственного, что составляло смысл ее жизни. На другой день я забрал мальчика с собой. Флейшманов я больше не видел.
