– Ну и что мне делать с этими обстоятельствами? Расслабиться и получать удовольствие? Так я уже который год пытаюсь…
– Давай упростим задачу. Не расслабляйся. Расслабиться вообще очень трудно. На обучение расслаблению может уйти вся жизнь, и всё равно не факт, что получится. Поэтому просто получай удовольствие – сразу, не расслабляясь.
Рождественская проповедь
– Человеческая немощь и тупость бесценны, потому что проросший через них дух – вечен и неистребим.
– Только для того и нужно человеческое, чтобы нам сквозь него прорасти. Никакого особого дополнительного смысла в нём нет (а что обычно кажется смыслом – просто побочка).
– По большому счёту, всё равно, как именно мы будем через всё вот это вот человеческое прорастать. Но по другому большому счёту не всё равно. Потому что рост, в котором нет радости – куда-то не туда рост.
– Так и быть, открою секрет. Он, конечно, тайна, которая сама себя бережёт, потому что или ты можешь ею воспользоваться, или нет. Но иногда между «уже, по идее, мог бы» и «знаю, что именно мне надо мочь» лежит вполне бездонная пропасть длиной в жизнь (и хорошо, когда только в одну). Секрет такой: чтобы прорасти из человеческого, над человеческим, надо ставить перед собой сверхчеловеческие задачи и выполнять их. Делать, не думать, не говорить. То есть подумать и поговорить не помешает, но если не делать, значит, болтали зря.
– Самая непосильная и одновременно любому доступная из сверхчеловеческих задач – изменить мир. Непосильная в том смысле, что радикально изменить мир целиком вообще никому не под силу. Доступная любому, потому что изменить малый фрагмент этого огромного целого действительно может любой. Мы и так постоянно меняем микроскопические фрагменты мира – каждым своим поступком, каждой мыслью, каждым вдохом и выдохом. Просто неосознанно, а «неосознанно» – это всегда деньги на ветер. Поэтому надо поставить перед собой конкретную задачу, сформулировать желаемый вектор перемен и действовать в соответствии с этим решением. Очень просто, на самом деле. Слишком просто, чтобы додуматься без подсказки. Поэтому я её вам даю.
– Когда человек ставит перед собой задачу изменить мир определённым образом (понятно, что вносимые перемены должны соответствовать его собственным, не навязанным со стороны представлениям о т. н. «лучшем») и начинает действовать, с ним происходят удивительные вещи, потому что в Небесной Канцелярии его сразу ставят на довольствие и выписывают паёк для сверхчеловеков. Офигенный, бесценный, сияющий паёк.
– Главное, не бояться, что нифига не получится, пайка не выдадут, а если и выдадут, вас потом накажут за неудачу – мама, карма, начальство, бог и злодейка-судьба. То есть, нет, бояться, конечно, можно (уж всяко лучше, чем врать себе, запихивая страх подальше, как бомбу на дно портфеля в надежде, что хорошо спрятанное не рванёт), просто надо учиться действовать, не учитывая интересов внутреннего трусла. Понимать его (трусла) место в нашей внутренней империи, помнить, что даже давая полезные практические советы, оно работает против нас. Страх – самый главный страж, поставленный надзирать за нами, чтобы никто никуда не пророс.
– Второе главное – помнить, что даже пять минут в сутки бесстрашных осмысленных действий во имя изменения мира по нашей воле (изменений, выходящих за рамки наших насущных бытовых интересов) – это охренительно много. За пять минут в сутки сияющий небесный паёк тоже дают.
С
Самое трудное
То, что происходит с подростком, можно условно назвать «первым прикосновением смерти»; «условно» – в том смысле, что оно довольно редко именно «прикосновение». Оно – удар, вернее, серия ударов, непрекращающееся избиение ощущением собственной смертности. Дело не в том, что подросток впервые об этом всерьёз задумывается (хотя некоторые – да), а в том, что он это явственно, достоверно чувствует и при этом почти ни хера не осознаёт. А когда сознание настолько развито, что осознаёт, это не особо помогает, потому что в этом возрасте мало у кого есть что противопоставить ощущению собственной смертности (мыслям о смерти ещё туда-сюда, можно придумать, а ощущению – нет), кроме ещё более острых ощущений, sex-drugs-rock’n’roll, их привлекательность в убедительной остроте, а не в чём-то ещё.