– Если эта информация даст что-нибудь, получишь еще двадцать. Теперь скажи, что ты знаешь о службе Наладчика в армии?
Двадцатка исчезла в одном из карманов грязного пальто Рацо.
– В армии?
– Чем он там занимался? Он тебе когда-нибудь рассказывал об этом?
– Говорил, но мало, раз-другой. Как-то мы с ним поддали, Наладчик прилично набрался и в разговоре, не помню в связи с чем, сказал, что во Вьетнаме он снял много целей. Он рассказывал, что военные называли их «целями», потому как у них, у военных, не было мужества называть их народом. Вообще он сурово говорил о военных. Говорил, что отдал службе все и она все отняла у него, что, когда ему кинули деньги под конец, он забил болт на армии, на копах тоже, на ЦРУ и на президенте США, мать его… Но он говорил так только под мухой. Трезвый он об армии ничего не рассказывал.
– Ты что-нибудь слышал об «Аполлоне» или о «Кассандре»?
Рацо почесал в затылке, пытаясь вспомнить.
– Кассандру знаю. Это девица из «Пикабу», которая танцует на столе. У нее сиськи как арбузы.
Ева покачала головой:
– Я имею в виду нечто другое. Поинтересуйся в округе, Рацо. Но интересуйся осторожно. И если что-то узнаешь, больше не раздумывай, звонить мне или нет. Сразу свяжись.
– Заметано. Однако я того… не потяну оперативные расходы…
Ева поднялась, сунула ему еще двадцать долларов и предупредила:
– Не транжирь мои деньги.
На выходе из «Бру» Пибоди начала вслух прикидывать свои задачи:
– Я начну поиск среди фургонов «Эйрстрим» по номерам регистрации Нью-Йорка и Нью-Джерси. Потом…
– Проклятье! Ты только посмотри на это! – Ева ринулась к своей машине и стукнула кулаком по искореженному капоту. На нем кто-то намалевал чем-то красным большую хмурую рожу. – Нет, ты только посмотри! Никакого уважения к муниципальной собственности, какой бы она ни была!
Пибоди кашлянула, с трудом заставив себя изобразить на лице нечто вроде осуждения.
– Это ужасно непристойно, сэр.
– Сержант, это что за ухмылочка?!
– Нет-нет, это вовсе не ухмылочка. Это я нахмурилась, возмутилась. Это справедливое возмущение! Лейтенант, мне обследовать территорию на предмет баллонов с пульверизаторами?
– Заткнись!
Разъяренная Ева забралась на сиденье, и Пибоди, пока открывала дверцу, наконец позволила себе усмехнуться.
– Я затыкаюсь, – пробормотала она, – и всегда делаю это исправно.
Ева включила двигатель, все еще кипя от возмущения.
– Закончим смену в моем домашнем кабинете. Пропади я пропадом, если припаркую эту уродину в служебном гараже и весь участок будет бессовестно ржать над ней!
– Это меня устраивает. У вас еда получше. Кроме того, не буду видеть, как Макнаб отбивает чечетку, – согласилась Пибоди.
– Ты узнала адрес Лизбет Кук? Следи, чтобы мы успели вовремя свернуть. Я не хочу объезжать весь этот квартал.
– Есть, сэр. Нам как раз по пути. Может, позвонить ей и договориться о встрече?
– Нет, нагрянем неожиданно.
Так оно и получилось: было видно, что Лизбет не готова к сюрпризам. Однако присутствия духа она не потеряла.
– Я не буду разговаривать с вами без своего адвоката, – заявила она, открыв дверь.
– Позовите его, если вам есть что скрывать, – ответила Ева.
– Мне нечего скрывать. Я дала вам показания, прошла беседу в офисе обвинителя, подписала заявление. Я не обязана больше отвечать ни на какие вопросы.
– Раз все в законном порядке, вам не стоит беспокоиться по поводу разговора со мной. Если, конечно, то, что вы изложили в показаниях, не ложь, – спокойно произнесла Ева.
Глаза Лизбет вспыхнули, подбородок чуть выдвинулся. Ева поняла, что самолюбие этой женщины оказалось верной мишенью.
– Я не лгу! И всегда настаиваю на честности по отношению ко мне. Честность, верность и уважительность!
– В противном случае вы убиваете. Мы это уже установили.
Во взгляде Лизбет что-то дрогнуло, но она тут же сжала губы, и глаза ее вновь стали холодными.
– Что вам нужно?
– Всего несколько вопросов. Мне нужно закрыть ваш файл, а я привыкла всегда быть аккуратной. Вы включаете аккуратность в ваш список необходимых достоинств?
Лизбет отступила назад, пропуская их в квартиру.
– Предупреждаю: если вы начнете задавать не относящиеся к делу вопросы, я вызову своего представителя и выдвину обвинение в преследовании.
– Пибоди, возьми себе на заметку. Никаких преследований мисс Кук.
– Отметила, лейтенант.
– Ты мне что-то не нравишься, Пибоди.
– Ну, можно сказать, что вы оскорбили мои чувства, лейтенант. К сожалению, это нельзя квалифицировать как преследование.
Ева изучающе оглядела жилье Лизбет. Абсолютный порядок, безукоризненный вкус. Еве пришлось внутренне признать, что у этой женщины свой стиль во всем, и она даже поймала себя на мысли, что восхищается им. В гостиной, куда Лизбет их провела, стояли сдвоенные обтекаемые диваны темно-зеленого цвета с синими полосами, которые даже на вид казались очень удобными. Стиль отражался и в выборе элегантных столов из дымчатого стекла, и в морских пейзажах. Ева увидела шкаф с книгами в выцветших кожаных переплетах и вспомнила о Рорке: ему, при его страсти к старине, это наверняка бы понравилось. Из окна открывался великолепный вид на город.
– У вас очень приятно, – заметила Ева и обернулась, чтобы внимательнее разглядеть прекрасно ухоженную женщину в домашних темно-желтых слаксах и тунике.
– Думаю, вы пришли сюда не для того, чтобы обсуждать мастерство моего дизайнера?
– Кларенс помогал вам в составлении интерьера?
– Нет. Диапазон вкуса Кларенса находился где-то между нелепицей и вульгарностью.
Ева решила больше не дожидаться приглашения и уселась на диван, вытянув ноги.
– Создается впечатление, что у вас с ним было мало общего.
– Напротив, нам обоим нравились очень многие вещи. А главное – я верила, что у него горячее, щедрое и честное сердце. Но я ошиблась.
– Не знаю, как вам, а со стороны двести пятьдесят тысяч в квартал кажутся потрясающим проявлением щедрости.
Лизбет подошла к встроенному холодильнику, достала оттуда бутылку воды, налила себе в большой граненый стакан и ответила не сразу, как бы взвешивая замечание Евы:
– Я говорила не о деньгах, а о душе. Но на деньги он был действительно щедр.
– Он платил вам за то, что вы спали с ним?
Раздался звон стекла – Лизбет со стуком поставила стакан.
