Ссора Конни с Советом, которая в обычной ситуации весьма обеспокоила бы Эвелину, померкла на фоне двух других конфликтов. Первый, как Конни поняла позже, ей следовало бы предвидеть. Он проявился тем же вечером в виде телефонного звонка от ее родителей. Если бы телефонная трубка могла сигнализировать Конни о том, какая гроза над ней собирается, она бы замигала красным светом, едва она взяла ее в руки.
— ЧТО ВСЕ ЭТО ЗНАЧИТ! — кричал ее отец. Конни отодвинула трубку от уха. Отец явно пытался сделать так, чтобы его услышали на другом конце света, не прибегая к современным технологиям. — Саймон только что звонил и нес всякий вздор о вступлении в это ваше общество!
— А-а-а.
— Я не могу запретить ему, разумеется, — продолжал отец, — ведь ты уже в нем состоишь.
«А вот это жаль, — подумала Конни. — По крайней мере, одной проблемой было бы меньше, если бы Саймону не разрешили тренироваться».
— Но я считаю, что это твоя вина!
— Моя? — переспросила Конни, возмущенная несправедливостью этого обвинения. — И что я должна была с этим делать?
— Что ты должна была делать! Ты просто взяла его туда с собой и записала без нашего разрешения. Я знал, что твоя тетка безнадежна, но не предполагал, что моя собственная дочь пойдет против моих собственных желаний, которые тебе должны были быть прекрасно известны! Зачем ты затащила своего младшего брата в это свое общество? Подозреваю, что твоя тетя тоже виновата, я не могу сказать ей об этом — сейчас она не в том положении. Но от тебя я ждал более разумного поведения. Твоя мать со мной согласна.
— Да, дорогая, — сказала мама Конни, которая, очевидно, слушала их разговор по параллельному аппарату.
Конни молчала. Что она могла ответить? Вот и они считают ее безрассудной, подумала она.
— Ты здесь, Конни? — рявкнул отец, слыша в трубке только треск и шипение.
— Да.
— Ну?
— Что — ну?
— Что ты скажешь в свое оправдание?
— Ничего.
— Как — ничего?
— А что ты хочешь, чтобы я сказала?
Этот вопрос, казалось, поставил отца в тупик.
— Что… что ты жалеешь о том, что втянула Саймона в свою компанию.
— Хорошо. Я жалею, что втянула Саймона в Общество.
Отчасти так оно и было.
— И что ты обещаешь, что постараешься заботиться о его безопасности. Не позволишь ему заниматься опасными вещами.
Конни молчала. Разумеется, именно это она все время и пыталась делать.
— Конни?
— Я постараюсь.
— Я больше не хочу, чтобы рано утром мне по телефону сообщали, что мой ребенок в больнице, покалеченный дикими животными.
— Я сделаю все, что смогу, — ответила она, стараясь не выдать своей обиды.
Она не виновата, что попала в Чартмутское отделение неотложной помощи. Отец не кричал на Саймона за то, что тот завел ее в пасть Химеры — правда, ему об этом никто и не рассказывал.
Когда она положила трубку, то обнаружила, что за ней пристально наблюдает Эвелина, которая поедает очередной бутерброд с беконом.
— Ему разрешили вступить?
— Кажется, папа думает, что запрещать ему уже поздно.
— А у тебя все в порядке?
— Да так.
— Это значит, что не все. Хочешь, поговорим об этом?
Конни сделала было глубокий вдох, но тут через заднюю дверь в кухню протопал Мак, держа в руке пару испачканных в грязи кроссовок.
— Я думал, что мы договорились, — коротко сказал он Эвелине, — ты обещала, что не будешь подвергать себя опасности, бегая в одиночестве по пустошам с банши.
— Ну, может быть, мы о чем-то таком и говорили, — смущенно ответила Эвелина.
— Тогда что это такое?
— Как видишь, это мои кроссовки.
— А почему они в грязи?
— Потому что я не успела их вымыть.
— Эви!
— Хорошо. Хорошо. Потому что я бегала в них, когда вы были в Лондоне. Я передумала насчет банши.
Мак раздувался от бешенства.
— Но ты же знаешь, что они плохо влияют на малышку — в первые-то месяцы. Все эти вращения и стенания — подумай, что ты делаешь с нашим ребенком.
— С ней все в порядке, — сказала Эвелина, похлопывая себя по животу. — Верно, Конни?
— Э…
— Оставь Конни в покое, — перебил Мак. — Это наше с тобой дело, Эвелина Лайонхарт.
Конни сообразила, что сейчас действительно не лучшее время, чтобы находиться на кухне. Она встала, чтобы уйти.
— Конни, мы еще не закончили наш разговор, — сказала Эвелина, пытаясь отложить неприятный разговор с мужем.
— Он может и подождать, — сказала Конни, освобождая свою руку из рук тети и направляясь к дверям.
На следующий день, когда Конни встала с постели и раздвинула шторы, она не сразу поняла, что происходит на улице. Небо, на котором месяцами не было ни облачка, заволокло тучами с запада. Крупные капли дождя стучали по пыльной дороге. Начался ливень.
Когда Конни вошла в кухню, там уже сидели успокоившиеся Мак и Эвелина. Судя по всему, они успели помириться. Конни тактично решила оставить их в покое и поднялась к себе, наверх. Кроме того, ей нужно было еще кое-что прочитать, прежде чем она встретится с Гардом. Она села на свою кровать, с чашкой чая в одной руке и «Ранней историей Общества» — в другой. Эту книгу рекомендовал ей мистер Дав, которого очень обрадовал ее интерес к этой теме. В любой другой ситуации она бы с восторгом прочитала об организации и распространении Общества в первые годы, но с тех самых пор, когда книга попала Конни в руки, она медленно изучала раздел, посвященный периоду позднего Средневековья, пытаясь понять, что именно известно Советникам, но не обнаружила там ничего, кроме того, что она могла угадать самостоятельно. Советники были правы насчет того, что существует совершенно иная трактовка событий, нежели та, которую давал Эдвард Аллейн. Книга включала в себя длинную и подробную главу, посвященную первому крупному бедствию, с которым пришлось столкнуться Обществу, — эпидемии «черной смерти», или бубонной чумы, распространяемой крысами, как пояснял современный автор. Этот автор, однако, не считал Ги де Шолиака героем: действительно, Универсалы в этой главе представлялись главными злодеями после Каллерво.
«Группа Универсалов, — писал он, — действуя наперекор желаниям остальных европейских членов Общества, послала своего воина вызвать Каллерво на поединок. Это безрассудное решение встретило возражения потому, что, во-первых, другие участники считали жизнь де Шолиака слишком ценной, чтобы так рисковать ею, потому что Группа Универсалов и так уже сократилась до десяти человек (половина группы уже погибла от чумы). Они разумно настаивали на том, чтобы сначала были испробованы другие возможности. В Обществе также опасались, что если де Шолиак не выстоит, то он станет орудием Каллерво и сделает настоящее бедствие лишь репетицией чего-то более страшного».
