Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
— Мужчина, что вы здесь делаете, ваши документы?! — прервал мои мысли неизвестно откуда взявшийся милиционер.
Я впервые видел милиционера моложе себя — пацан лет восемнадцати. Отсюда и непривычное для меня обращение: обычно ко мне всегда обращались на «ты» или — «вы-вы, молодой человек, да не крутите головой, вам говорят…». А тут — мужчина! Я даже маленько подрос в собственных глазах, надулся от важности, закинул ногу на ногу.
— Собственно, в чем дело, при чем здесь документы? — сказал я и несколько с вызовом стал покачивать ногой едва ли не перед носом милиционера.
Он вначале побледнел, потом лицо его сделалось пунцовым-пунцовым, точно у школьника. Я непроизвольно встал, относя его волнение на свою бесцеремонность, но в ту же секунду он вытянулся в струнку и отдал мне честь, прищелкнув каблуками.
— Простите, меня никто не предупредил, — извиняясь, сказал пацан-милиционер и опять покраснел, словно девица.
Взаимно озадаченные, мы не понимали друг друга до тех пор, пока страж порядка не приподнял штанины — белые носки! Он, как и я, был в белых носках, и это лучше всяких слов объясняло его извинения. Взяв инициативу в свои руки, я узнал, что по так называемому молодежному призыву он только вчера зачислен в какой-то резервный отряд особого назначения и, по сути, объекты ДВГ и кинотеатр, который находится через дорогу, поручены ему без всякого инструктажа. Он даже надеялся получить необходимый инструктаж от меня. (Потому что вчера, еще в Соснихе, им сказали, что они поступают в распоряжение революционного штаба.) На мой прямой вопрос: «При чем здесь штаб и белые носки?» — он многозначительно улыбнулся и сказал, что про белые носки впервые слышит. Чувствовалось, что он очень доволен своим ответом, в глазах прыгали веселые бесенята: мол, получил?! «Господи, что происходит?» подумал я, понимая, что ничего больше не добьюсь от этого новенького, как чемоданчик, конспиратора.
Досадуя, сказал, что и я надел их по чистой случайности — других не было. В ответ, все так же многозначительно улыбаясь, он опять козырнул ждет распоряжений. Я почувствовал, что снова, помимо воли, втягиваюсь в какую-то черную не то игру, не то дыру, из которой наверняка не выберусь.
— Никаких распоряжений не будет, нахожусь здесь сугубо как частное лицо, — сказал я. — Жду людей, которые, возможно, не придут… понимаете?
Он все понял, даже немного обиделся на мою недоверчивость, сказал, что как бы отлучится в палисадничек, но из укрытия будет наблюдать за происходящим и, случай чего, придет на выручку.
Я согласился. Ничего другого и не оставалось: с минуты на минуту должны были объявиться литобъединенцы и понятливый пацан-милиционер мог одним своим присутствием отпугнуть их.
Глава 14
Замечателен город Н…, лучший из древнерусских… Река, кремль, зеленые холмы и храмы на холмах. Тают в небе маковки куполов, далеко окрест слышится неслышимый малиновый звон колоколов, плывущий из глубины веков. Вот и мимо нас проплывет, не потревожив чувств, потому что нас как бы и нет на земле. Пусты звонницы наших церквей, музейный холодок мертвит наши иконостасы, потому что более всего и всех мертвы мы сами. Тусклость, серость и горечь, да и то какая-то невсамделишная, вот что такое — мы. Души умерших писателей, рожденных до учения Христа, Данте поместил между адом и раем, в городе, лишенном даже намека на жизнь. А мы сами по своей воле, отвергнув прошлое, поселились в Лимбе. Но что-то уже сдвинулось — ад или рай? Тысячи русских святых идут и идут ангельским крестным ходом — день Успения Пресвятой Богородицы. Предосенняя безгрешная теплынь и тишина, солнечные лучи скользят по листве, и небо сходит на землю, и земля приподнимается к небесам.
Пресвятая Богородица, сделай так, чтобы маме было хорошо и всем матерям земли Русской. Пречистая Дева Мария, сделай так, чтобы Розочка ни в чем не нуждалась, а меня просвети, потому что не хочу участвовать во всякой лжи, а сам ни одной молитвы не знаю.
Я стал сочинять молитву к Пресвятой Богородице и вдруг почувствовал, как хорошо вокруг — тихо, солнечно и просторно. И как тесно и уныло внутри меня: вся моя жизнь литературного работника — одно сплошное недоразумение. Здесь, на земле, пусть из глубины веков, но теплится божественное дыхание. А во мне нет никакой глубины, и высоты не чувствую — тусклость, серость и никчемность. Наверное, я и есть тот новый советский человек, взращенный плодоовощной базой коммунистических идей?.. При всей своей материальности я по сути теоретический человек, то есть нематериальный. Только такой человек, как я, и мог жить будущим, так сказать, пребывать в несуществующей реальности.
— Дядя, у вас есть деньги? — перебил меня мальчик лет десяти в голубой плащевой курточке.
Он так опасливо оглядывался по сторонам, что и я оглянулся. Вокруг никого не было, только за стеной кустарника как будто что-то мелькнуло.
— А тебе зачем? — спросил я. — Тебя кто-то послал ко мне?
— Никто не посылал, — ответил мальчик и, коротко взглянув на меня, смутился, потупившись, стал ковырять землю красным кедом.
Что-то неуловимо знакомое угадывалось в его лице — крутой нависающий лоб и эти широко поставленные глаза я как будто уже видел — староста?! Наверняка его внук или внучатый племянник. Я даже задержал дыхание, боялся перевести дух.
— Давай сделаем так, — предложил я. — Ты сейчас пойдешь и скажешь тому или тем, кто тебя послал, что деньги у меня есть, но не мои. Пусть подойдут ко мне, им нечего бояться, я должен отдавать деньги каждому в руки и под роспись. Скажи, что литературный кружок закрыт на неизвестное время.
— А все знают, что он закрыт.
Мальчик с любопытством посмотрел на меня и тут же испуганно присел. Из кустарника призывно свистнули, но он уже дал стрекача с прытью зайца. Голубая курточка скользнула между ветвей, и все исчезло, будто и не было ничего. Я прислушался, но вместо треска веток и шороха листвы услышал за спиной отчетливо приближающиеся шаги. Мне даже оглядываться не надо было, чтобы догадаться — пацан-милиционер.
На этот раз мы чрезвычайно быстро выяснили отношения. По-военному четко отдал распоряжение: скрыться ему в палисадничке и не появляться, пока не позову. Во всяком случае, не раньше чем в восемнадцать двадцать. (Я надеялся, что полчаса мне за глаза хватит, чтобы войти в контакт с литобъединенцами.) Увы, в девятнадцать ноль-ноль, проклиная белые носки, пацана-милиционера, но больше всего свое обещание «отдавать деньги под роспись», принял решение удалиться. Уходя, зашел под деревья и за стеной кустарника обнаружил довольно-таки обширную площадь свежепримятой травы. Сомнений не было — наткнулся на место лежки тех, кто подсылал мальчишку.
По окуркам, вмятинам и другим разрозненным свидетельствам, точно следопыт, установил, что взрослых наблюдателей было двое и объектом наблюдения был Дом всех газет (в сектор видимости попадало не только парадное с крыльцом, но и большая часть палисадничка с милиционером). Зная, что староста и его помощник живут на проспекте Мира, направил стопы на соответствующую остановку автобуса. Но и они знали, что я знаю, а потому, наверное, изменили маршрут. Самым досадным было, что, уверенные в моей связи с милицией (сами видели), они непременно постараются сообщить об этом литобъединенцам и впредь все мои попытки отдать деньги будут восприниматься как поползновения провокатора. Воистину не деньги, а какие-то тридцать сребреников! Мне захотелось выбросить их, такими омерзительными они представились. С трудом пересилил себя: выбрасывать трудовые деньги (подкожные несомненно были таковыми) — кощунственно. Тем более что литобъединенцев (по-советски добропорядочных обывателей) я простил.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
