Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
Но в силу чего возникли сами перечисленные реалии? Что вызвало к жизни, в частности, политическую активность и сознательность народа? Следует ли предполагать наличие каких-то специальных (не дошедших до нас) законов Клисфена, действовавших в этом направлении? Нам это представляется весьма сомнительным.
Главное в другом. Не та или иная конкретная мера Клисфена, а сама его апелляция к демосу в год архонтства Исагора – вот что стало поворотным пунктом, первым актом, создавшим классическую афинскую демократию. Демос впервые ощутил себя не орудием в чьей-то чужой игре, а самостоятельной и мощной силой, способной распоряжаться полисом и брать на себя ответственность за принимаемые решения. В этот-то момент в его руки и перешла власть. Может быть, Клисфен уже и сам не был рад такому развитию ситуации, но повернуть события вспять было не в его силах. Оставалось выполнять сделанные обещания и делать то, что от него ожидали. Особенно ярко зависимость лидера Алкмеонидов от демоса вырисовалась в период, когда в Афинах хозяйничал Клеомен I. Клисфен попросту бежал из города, очевидно, испугавшись; демос же выдворил Клеомена, а вместе с ним и Исагора, и дал возможность Клисфену возвратиться. Все последующие клисфеновские реформы, в том числе и такая важная, как введение системы демов, вносили, конечно, новые немаловажные штрихи в формирующееся демократическое устройство, но базовые принципы этого последнего были заложены не ими, а самим тем обстоятельством – повторим и подчеркнем, – что гражданский коллектив во всей своей совокупности оказался (не в силу чьего-то решения, но в силу фактического положения вещей) господином государства.
Почему же об этом прямо не написали Геродот и Аристотель? Думается, не потому, что они не понимали сути «революции Клисфена», а напротив, потому, что они не только сами вполне ее понимали, но и основательно полагали, что и для их аудитории эта суть тоже очевидна и не нуждается в дополнительных разъяснениях. Интеллигентный греческий читатель (слушатель) – а именно такого прежде всего имели в виду оба вышеназванных автора – прекрасно представлял себе, каким образом в результате политической революции (а не каких-либо навязанных «сверху» реформ) устанавливается демократический режим. Что действительно необходимо было разъяснить – это конкретные нюансы, которые не были общими для всего греческого мира, а имели свою специфику в разных полисах. В частности, совершенно уникальной (во всяком случае, это можно утверждать при нынешнем уровне наших знаний) являлась клисфеновская реформа административного устройства, создание территориальных, но в то же время дисперсных фил с довольно сложными механизмами распределения по этим филам триттий и демов. Вот как раз это и Геродот, и Аристотель просто обязаны были растолковать, коль скоро они рассчитывали, что их будут читать не только афиняне, тем более что сюжет действительно непрост. Как и следовало ожидать, именно на реформе фил оба они и остановились наиболее подробно.
Возвращаясь к итогам реформ Клисфена, упомянем еще о следующем (особенно важном в контексте настоящего курса) обстоятельстве. Эти реформы стали, бесспорно, этапным событием в афинской истории. Подчеркнем, однако, что превращение демоса в наиболее могущественную силу в государстве ни в коей мере не означало немедленного и полного исчезновения аристократии с политической сцены. Да и сам Клисфен – выходец из древнего и знаменитого рода, – конечно, не допустил бы этого. Лидеры знатного происхождения на протяжении еще почти столетия продолжали занимать ведущее положение в полисе даже при демократическом устройстве. Рядовым гражданам приходилось считаться с тем, что аристократы, будучи людьми более богатыми, образованными, обладая необходимым количеством досуга, значительно лучше были подготовлены к участию в государственном управлении. Поэтому на высшие должности еще долго по традиции избирали почти исключительно их, к их мнению старались прислушиваться, хотя, безусловно, теперь уже демос прочно держал знать под своим контролем. Справедливости ради следует сказать, что в большинстве своем представители аристократии приняли клисфеновские реформы (источники ничего не сообщают о какой-либо оппозиции им с чьей бы то ни было стороны) и стремились в новых условиях действовать во имя блага всего государства.
Итак, непосредственное воздействие «афинской демократической революции» на общественную жизнь полиса заключалось отнюдь не в ликвидации политической роли аристократии (после реформ Клисфена персональный состав правящей элиты остался таким же, каким был и до них, ср. Brenne, 2001, S. 17), а скорее в существенном изменении механизмов власти, использовавшихся ее представителями. Отошло в прошлое господствующее положение знати в религиозной сфере, были в известной мере подорваны (хотя и не вполне) ее экономические позиции, стали играть меньшую роль традиционный престиж и внешние (ксенические и матримониальные) связи. Постепенно прекратили существование крупные региональные группировки, опиравшиеся на «клиентелу». Правда, некоторые исследователи считают возможным говорить о «клиентах» в афинском полисе еще и в V в. до н. э. (Daverio Rocchi, 1971; Mossé, 1985), но нам подобная постановка вопроса представляется уже анахронистичной. На место региональных групп пришел новый тип политической организации – гетерия, занявшая важнейшее место в общественной жизни Афин. Формирование гетерий происходило, очевидно, на протяжении всего столетия.
По-прежнему большое внимание уделялось отношениям родства, были весьма популярны межродовые династические браки. Но в самом влиянии родства на политику произошли немаловажные сдвиги. На первое место взамен рода (genos) выходят более мелкие единицы – семья, домохозяйство (oikos) и ее окружение из ближайших родственников (anchisteia). При создании гетерий по-прежнему принималось во внимание родство и свойство́, но теперь оно перестало быть единственным важнейшим критерием: наряду с ним выдвинулись на видное место узы политической дружбы (philia).
А самое главное заключалось в том, что отныне любая политическая активность аристократии была не произвольной с ее стороны, как раньше, а находилась под контролем демоса и могла осуществляться только через демос. Весьма важную роль в политической карьере стало играть, в частности, занятие магистратур, число которых в классическую эпоху значительно возросло по сравнению с архаической. Правда, в Афинах так никогда и не сложилась, в отличие от Рима, «лестница» из последовательно проходимых государственных должностей. Тем не менее в V в. до н. э. некая официальная позиция была гораздо более необходима для общего влиятельного положения политика, чем в следующем столетии. Случай с Демосфеном, который был одним из самых авторитетных деятелей в полисе и при этом почти никогда в своей жизни не занимал магистратур, в V в. почти немыслим. А поскольку занятие важной и дающей реальную власть должности (прежде всего домогались, конечно, поста стратега) было возможно единственным путем – через голосование в экклесии, – аристократы должны были неизбежно апеллировать к демосу как к источнику своих полномочий.
Отдельные представители знати по-разному относились к изменению условий политической жизни. Были аристократы, которые воспринимали это негативно и даже болезненно; они не могли найти себе места в мире демократического полиса; типичным примером такой фигуры является Мильтиад. На другом полюсе – Фемистокл, не только охотно принявший новые «правила игры», но и постаравшийся извлечь из них максимальную выгоду для себя. Но, как бы то ни было, новые механизмы уже не обеспечивали, как прежде, безусловного обладания властью для аристократии, поскольку не являлись ее исключительной прерогативой. И это – одна из главных черт, отличающих политическую жизнь афинского полиса в V в. до н. э. от того, что происходило в предшествующем столетии.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
