А. Рош, профессор Лионской школы искусств, решил воплотить произведение Леонардо в мраморе. Опыт портретного творчества он имел достаточный, тем не менее с трехмерным изображением Джоконды у лионского практика ничего не вышло. Пришлось констатировать, что с физиологической точки зрения у модели все неправильно: и лицо, и плечи, и руки. Скульптор посоветовался с терапевтом Анри Греппо, занимавшимся физиологией. Они привлекли профессора Жан-Жака Контэ — специалиста по микрохирургии рук — и после многократных проверок пришли к выводу, что правая рука загадочной женщины не опирается на левую. Объяснить происходящее можно было либо тем, что она короче, либо тем, что она подвержена судорогам. Последнее делало реальным предположение, что правая половина мозга Джоконды атрофирована, а тело парализовано. Следствием такого заключения и становилась улыбка-судорога, при которой часть мускулов лица бездействует.
Вот так: от восхищения неземной красотой — до признания полной патологии… Не говорит ли этот факт о неоднозначности (многомерности) нашего восприятия? Специалисты спорят, отстаивая свою, и только свою, точку зрения. А между тем тайна Моны Лизы так и осталась принадлежащей только ей…
ПАРИЖ ТЕАТРАЛЬНЫЙ
В Париже XVII века самым популярным видом искусства стало театральное. С помощью таких мастеров, как Мольер, театр доказал культурное превосходство Парижа над любым другим городом Европы. Люди ехали издалека, чтобы увидеть пьесы Пьера Корнеля, Жана Расина и Мольера. Эти произведения частенько критиковали литературные журналы, но парижане все равно заполняли театральные залы, чтобы заодно выпить, завести интрижку, познакомиться с актрисами и приобщиться к культурной жизни.
Театр «Комеди Франсез» был официально открыт в 1680 году, но актерская труппа, которая в нем играла (в том числе и Мольер), была давно известна парижской публике и монарху по выступлениям в Пале-Рояль и позднее, в театре неподалеку от Нового моста.
Людовик XIV был человеком дальновидным и не раз пытался учредить театральную цензуру, особенно его раздражали итальянские фарсы. Однако эти попытки общество игнорировало.
Яма считалась местом опасным, в партере располагались пьяные слуги и солдаты. Именно эти места в зале становились очагом развлечения, возможностью пощекотать нервы богатых зрителей, часто занимавших места на сцене, чтобы наблюдать одновременно и за ходом пьесы, и за партером. Известен случай, когда в 1673 году разочарованная публика попыталась даже сжечь театр. В 1690-х годах театры были полны солдатами, прибывшими в город на побывку или вышедшими в отставку.
Однажды в «Комеди Франсез» представление мрачной пьесы Расина было прервано выходками датского дога, которого привел с собой некий маркиз. Толпа громко подзадоривала пса, облаивавшего актеров, — представление пришлось прекратить. Как-то двое аристократов были арестованы за избиение извозчика. В свое оправдание они сказали, что в «Комеди Франсез» вечер был скучен.
К середине XVIII века здание на улице Ансьен Комеди, где размещался «Комеди Франсез», стало ветхим, тесным — и к 1767 году встал вопрос о создании для театра достойной сцены. Артистов перевели в просторный зал дворца Тюильри и стали выбирать место для будущего театра. Вопросом занимался сам Людовик XVI и в конце концов решил построить его на месте особняка Конде возле Люксембургского дворца, пояснив: «Будет удобнее поместить театр ближе к Люксембургскому дворцу, дабы он стал новым украшением для этого дворца, который мы подарили нашему дорогому и любимому брату. В то же время это позволит нашим подданным и гостям прогуляться после спектакля».
В октябре 1780 года братом короля был заложен первый камень, работы шли быстро, и к 1783 году артисты переехали в новое помещение. Архитекторы Шарль де Вайи и Мари-Жозеф Пейр задумали его в виде античного храма. Зал, на тот момент самый большой в Париже, вмещал 1913 зрителей. Тем не менее не все остались довольны новым зданием. Белый зал со скульптурами саркастически сравнивали с сахарными карьерами, жаловались на холод, плохую акустику, неудачно расположенные зрительские места и высокую цену билетов.
После революции театр переименовали в Театр наций и труппа раскололась. Некоторые артисты приняли революционные идеи, другие остались верны монархии. Они после постановки пьесы, показавшейся новым властителям контрреволюционной, оказались в тюрьме в ожидании казни. Театр закрыли.
Артистов спас их коллега, Шарль-Ипполит де ля Бюссьер, служивший в театре на улице Сент-Антуан и работавший секретарем бюро обвинительных документов. Ля Бюссьер вытаскивал документы с именами и уликами и планомерно их уничтожал. Член комитета общественного спасения и бывший бездарный актер Фурнье-Тенвиль, отвечавший за театры, отправил начальнику бюро гневное письмо: «В бюро Комитета царит полнейший беспорядок, не хватает половины или двух третей досье. Мне не известны имена осужденных. Я не знаю, в какой тюрьме они находятся. Как я могу в таких условиях вынести приговор?» Но Бюссьер уничтожил и это письмо. Таким образом ему удалось спасти около тысячи невинных людей.
Театр вновь открыли под именем Эгалите — театр Равенства. Дела его шли плохо, и, чтобы привлечь публику, артисты придумывали спектакли на манер греческих — с хором, поэтому с 1797 году его и называют Одеон (в античной Греции Одеоном называлось место, где проходили конкурсы песни и музыки). В 1799 году Одеон сгорел и оставался в руинах вплоть до 1807 года, когда Наполеон попросил сенаторов его восстановить. Сенаторы взволновались и предложили сохранить сумму для памятника во славу императора. Наполеон отказался: «Жители Фобур-сен-Жан ждут восстановления Одеона. Назовите его именем императрицы».
Театр Императрицы был восстановлен, но в 1818 году снова сгорел, вновь был восстановлен и богато украшен позолотой. Ныне в здании находится театр Европы, а площадь перед ним называют перекрестком Одеона.
РУССКИЙ БАЛЕТ В ПАРИЖЕ
От истории Парижа неотделимы балетные русские сезоны Сергея Дягилева.
Дягилев обладал чутьем на таланты, взрастив целую плеяду одаренных танцовщиков и хореографов — Вацлава Нижинского, Леонида Мясина, Михаила Фокина, Сержа Лифаря, Джорджа Баланчина — и обеспечив возможность совершенствоваться уже признанным артистам. Над декорациями и костюмами дягилевских постановок работали его соратники по «Миру искусства» Леон Бакст и Александр Бенуа. Позднее Дягилев с его страстью к новаторству привлекал в качестве декораторов передовых художников Европы — Пабло Пикассо, Андре Дерена, Коко Шанель, Анри Матисса и многих других — и русских авангардистов Наталью Гончарову, Михаила Ларионова, Наума Габо, Антуана Певзнера. Не менее плодотворным было сотрудничество Дягилева с известными композиторами тех лет — Рихардом Штраусом, Эриком Сати, Морисом Равелем, Сергеем Прокофьевым, Клодом Дебюсси, — и в особенности с открытым им Игорем Стравинским.
С самого начала основным направлением хореографии его сезонов стало стремление раздвинуть рамки классического балета. Эксперименты с танцевальными формами Нижинского опережали время и потому были не сразу приняты зрителями. Фокин добавил движениям «богатую пластику», а продолжатель заложенных им принципов Мясин обогатил хореографию «ломаными и вычурными формами». Баланчин же окончательно отошел от правил академического танца, придав своим балетам более стилизованное и экспрессионистское звучание.
