Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
— Именно! — улыбнулся мне О’Коннелл и в последний раз посмотрел на часы. — Хватит тренироваться, к девяти часам мы должны быть в суде. Готовы ли вы лицезреть Лютера, потрясающую каймановую черепаху?
* * *
На следующее утро в суде я сидела за столом в кабинете судьи. По другую сторону стола, достаточно близко ко мне, чтобы можно было дотянуться и прикоснуться к нему, сидел Тед Банди. «Он просто восхитителен», — подумала я и сама удивилась своему первому впечатлению, потому что представляла его себе угрюмым, мрачным и напряженным. Но он был полон обаяния, присущего выпускникам Лиги плюща, аккуратный, свежевыбритый, явно после душа, веселый и энергичный. Я запросто могла бы представить его себе мечущим фрисби на пляже в Калифорнии или сидящим на лужайке закрытого загородного клуба в безупречно белом костюме для тенниса, потягивающим джин с тоником и обсуждающим достоинства и недостатки удара закрытой ракеткой. У него было почти квадратное лицо с сильными, выступающими челюстями и скулами, подчеркнутыми красивыми линиями улыбки. На лбу у него, казалось, навсегда пролегли морщины, толстые складки кожи над хорошо сформированными бровями, приподнятыми с видом откровенного высокомерия и пренебрежения.
Мы сидели вокруг стола в кабинете судьи: О’Коннелл, Банди, сам судья Хэнсон, Йоком и я. Я отвела глаза от Теда Банди и сосредоточилась на юридических аргументах, которые позволили бы определиться с тем, буду или не буду я сегодня давать показания. Как и ожидалось, Йоком выступил против заслушивания моих показаний, сославшись на традиционные постановления Верховного суда о том, что свидетель-эксперт не может давать показания о том, что, как можно с полным основанием предполагать, должно быть известно и неспециалисту. Для оценки показаний Кэрол Даронч, утверждал Йоком, судье Хэнсону не нужна помощь «эксперта», поскольку судья, которому ежедневно приходится выслушивать ответы свидетелей на свои и чужие вопросы, безусловно, знает сильные и слабые стороны свидетельских показаний.
Хэнсон внимательно слушал и иногда кивал головой, принимая к сведению тщательно подготовленные прокурором убедительные аргументы. Он терпеливо ждал, пока Йоком закончит, а затем напомнил о том, что штат Юта и Верховный суд США официально признали, что именно показания очевидцев являются наиболее сомнительной категорией показаний. А то, что он сам в какой-то мере эксперт, как раз и должно помочь ему оценить сильные и слабые стороны моих показаний. В итоге протест Йокома был отклонен. Мне разрешили выступить с показаниями.
Когда мы покидали кабинет судьи, я взглянула на Банди, чтобы оценить его реакцию на решение Хэнсона, и увидела, что он улыбается Йокому какой-то заискивающей, вкрадчивой улыбкой, открывающей его ровные белые зубы. Эта улыбка, казалось, говорила: «Ну посмотри, я совсем не такой плохой, как ты думаешь! Ну дай мне передышку!» Я была поражена. Почему Банди улыбается прокурору, своему главному обвинителю? Какого черта он это делает?
Воспоминание об этой улыбке жгло мне мозг. Все остальное у Банди казалось правильным: его сдержанный серый костюм, аккуратно подстриженные волосы, даже морщины беспокойства на лбу. Но эта улыбка была какой-то неправильной, неуместной. Абсолютно неуместной.
Мне уже приходилось представлять интересы невинных людей, и я никогда не видела, чтобы кто-то из них, ну хоть один, улыбнулся прокурору. Это были ожесточенные, обозленные люди, которых ложно обвинили, которые были в ужасе от происходящих с ними событий, из-за которых они в конце концов и попали в зал суда, где им теперь нужно бороться за свою репутацию, а иногда и за свою жизнь и которые жили в страхе перед этой могучей системой, которая может уничтожить их. Для них прокурор был палачом, и эти невинные люди боялись его мощи.
А тут вдруг Тед Банди — уверенный в себе, расслабленный и улыбающийся своему прокурору.
Что-то здесь было не так. Выйдя на свидетельскую трибуну, подняв правую руку и поклявшись говорить правду, одну только правду и ничего, кроме правды, я взглянула на стол защиты. Судья Хэнсон распорядился поставить дополнительные стулья для членов семьи Банди, и его мать пристально смотрела на меня. Ее губы были раскрыты, глаза опухли от слез, голова немного откинута назад. В ее глазах я увидела ужас, и это не стало для меня неожиданностью.
О’Коннелл подошел к свидетельской трибуне.
— Доктор Лофтус, — начал он, воспользовавшись первой же возможностью, чтобы подчеркнуть мою принадлежность к академическим кругам, — что такое «бессознательный перенос»?
— Это термин, используемый для обозначения ошибочных воспоминаний или путаницы, когда вместо человека, которого видели в одной ситуации, «вспоминают» человека, которого видели в другой ситуации, — ответила я, стараясь говорить сильным, спокойным, «профессиональным» голосом. — Классический пример — случай ограбления кассира на железнодорожной станции, помнится, с использованием пистолета. Потом этот кассир из группы представленных ему людей опознал некоего матроса. Он утверждал, что вооруженное ограбление совершил именно этот матрос. Оказалось, однако, что у матроса было железное алиби, но раньше он трижды покупал у этого кассира билеты. Так что, когда кассир разглядывал членов группы, лицо матроса действительно показалось ему знакомым, но при этом он ошибся и вспомнил действительно знакомое ему лицо матроса как лицо грабителя, а не как лицо человека, ранее покупавшего у него билеты.
— Не могли бы вы рассказать нам о вашем собственном эксперименте?
— Я показала тридцати участникам моего эксперимента шесть фотографий, последовательно, по одной, и в это время они слушали рассказ о совершенном преступлении. Все люди, причастные к этому инциденту, были невиновны — кроме четвертого человека, который и совершил преступление. Участники эксперимента узнали, что этот человек и есть преступник. Через три дня они пришли снова. При этом они даже не знали, что им будут задавать вопросы (они думали, что их пригласили получить чеки, плату за участие в эксперименте). Мы показывали им фотографии четырех человек, которых они никогда раньше не видели, и одну фотографию невиновного человека, просто случайного свидетеля, героя предыдущего рассказа, и попросили их выбрать фото преступника. Правильный ответ должен был бы звучать так: «Преступника здесь нет». Но на самом деле случилось вот что: 60 % участников выбрали невиновного случайного свидетеля, 16 % выбрали другого, естественно, тоже невиновного человека — то есть 76 % ошиблись и так или иначе выбрали невиновного! И только 24 % отказались опознать кого-либо. Этот эксперимент показывает, что феномен бессознательного переноса можно наглядно продемонстрировать в лаборатории и что это вполне реальное явление.
Затем О’Коннелл вовлек меня в дискуссию о влиянии постсобытийной информации. Когда люди, ставшие свидетелями важного события, получают новую информацию, она может не только добавляться к информации, уже имеющейся в памяти, но и изменять ее, в частности, даже встраивать в ранее приобретенную память несуществующие детали. В нашем случае Кэрол Даронч изначально помнила, что знак у «офицера Роузленда» был «весь золотой». Но после того, как ей показали полицейские значки Мюррея, на которых присутствуют три цвета — золотой, серебряный и синий, она изменила показания, и значок у «офицера Роузленда» стал «золотой, серебряный и синий». Ее память, предположила я в зале суда, могла быть изменена последующим воздействием. Аналогичные изменения памяти могли иметь место и в отношении усов подозреваемого, которые в памяти Даронч сначала были, потом отсутствовали, а потом опять появились — как если бы «офицер Роузленд» был бумажной куклой, которую можно свободно одевать и раздевать.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
