Главным мотивом кодекса рыцарства был инстинкт самосохранения. Хорошим толчком здесь служил выкуп. Живой (и состоятельный) пленник ценился куда выше, чем мертвый. Ради его возвращения на родину семьям приходилось выплачивать большие, а порой огромные и разорительные суммы. Например, освобождение Ричарда Львиное Сердце стоило Англии 150 000 марок и вассальной зависимости короля перед императором Генрихом VI; французский король Иоанн II Добрый, которого захватили в плен в 1356 году в битве при Пуатье, согласился заплатить за свое освобождение 3 миллиона экю (с учетом 25 % «скидки» и передачи в руки англичан еще 16 высокородных французских дворян). Однако перспектива получения выкупа не гарантировала пленнику какого-либо благополучия, о чем свидетельствуют примеры из истории Столетней войны. Задача Жана ле Кастелье в отряде Роберта Чеснела заключалась в избивании пленников, чтобы выбить из них обещания о как можно более крупном выкупе. Франсуа ле Палу заключил Генриета Жантиана в темницу, где узник насчитал «восемнадцать змей и прочих рептилий»; более того, «Франсуа также послал письмо герцогу Бурбонскому и другим родственникам Генриета, предупредив, что если опоздают с оплатой, то он вырвет пленнику зубы. Когда те ничего не ответили, он действительно выбил несколько зубов у несчастного молотком и разослал родственникам, чтобы все удостоверились, что он не шутил».
Освобождение пленников за выкуп постепенно приобрело большой размах, поскольку частые войны открыли в этом смысле перед противниками широкие экономические возможности. Ордерик Виталий, наш главный источник по англо-нормандской истории, сообщает об «инвестиционном» потенциале трехлетней осады Сент-Сюзанн на о. Мэн (1083–1085). Вероятность получения выкупа привлекла сюда значительное число воинов, и многим удалось-таки сколотить приличное состояние. Со временем сам процесс требования и сбора выкупов усложнился, в него стало вовлекаться больше людей, и даже целые структуры; многие дела стали предметом разбирательств на рыцарских судах. Поль Гиамс искусно и четко описал новое рыцарство на войне:
Раньше, согласно общепринятой догме, считалось, что вполне благоразумно и законно убивать побежденных врагов. Все было очень просто. Согласно новым представлениям, предпочиталось щадить жизни знатных воинов ради получения щедрого выкупа за их освобождение. Частично это являлось декларацией рыцарского «профсоюза». Весьма утешительно звучала мысль о том, что в пылу сражения ты и твоя благовоспитанная ровня не пойдете на то, чтобы истреблять друг друга, что вы просто состязаетесь друг с другом за награду, которую вручают за рыцарскую доблесть. Победа теперь приносила гром аплодисментов и богатство, а риск погибнуть значительно снижался.
Хронисты подтверждают общий удовлетворительный характер понимания рыцарских обычаев. В известном примере от Ордерика Виталия мы узнаем о впечатляюще низком уровне потерь в крупном бою под Бремюле на французско-нормандской границе в 1119 г. между воинами английского короля Генриха I и французского короля Людовика VI Толстого. Из девятисот участвовавших в стычке рыцарей погибли, согласно хронике, лишь трое: «Все были облачены в кольчуги и щадили друг друга с обеих сторон из боязни Господа и из уважения к братьям по оружию; все были более озабочены тем, чтобы пленить своего недруга, нежели убивать пленников. Как воины Христа, они не жаждали крови своих братьев…»
Столетие спустя в решающей битве под Линкольном в 1217 году хронистами отмечено всего трое погибших; отсюда это сражение получило название «Линкольнской ярмарки». Лишь один из павших оказался высокородным рыцарем, его звали граф Ле Перш, но даже здесь имеются определенные сомнения: английский военачальник недвусмысленно приказал своим арбалетчикам целиться не во французских рыцарей, а в их оруженосцев. Роджер Вендоверский насчитал здесь три сотни пленников. Стоит отметить, что многие французы, которым удалось спастись бегством во время сражения, испытали куда менее приятную участь. При поспешном отступлении к Лондону многие были истреблены, «поскольку жители городов, через которые они проходили при своем бегстве, выходили им навстречу с мечами и палицами и, устраивая засады, убивали в великом множестве». Мирные жители не слишком-то жаловали рыцарей.
Средневековые хронисты часто ссылаются на финансовую необходимость, побудившую требовать выкуп за пленников, и подчеркивают братские узы между противниками на поле брани. Деньги, конечно, имели первоочередное значение, но упомянутые узы тоже были важны. По наблюдениям Роджера Вендоверского, в битве при Линкольне королевские войска лишь делали вид, будто преследуют неприятеля, «и если бы не рыцарские узы и солидарность, то уйти не удалось бы никому». Эти незримые узы были на самом деле глубже, чем это подразумевали сами представители элиты общества. Многие рыцари не просто относились к воюющему классу, разделявшему одну и ту же религию и культуру, но и порой хорошо, даже близко знали друг друга. Статья Мэтью Беннетта, посвященная некоторым аспектам рыцарства в средневековой Европе, подчеркивает тот опыт, который рыцари и сквайры приобретали с детства, проходя с оружием в руках военную подготовку. Это способствовало формированию крепких мужских связей (того, что психологи называют сплоченностью первичных групп). Еще более тесные связи выковывались на ристалищах в ходе рыцарских турниров, ярких состязательных спектаклей, которые также являлись неотъемлемой частью рыцарской подготовки. В них соперники могли запросто подружиться, как современные игроки противоборствующих футбольных или регбийных команд.
Иногда говорят, что рыцарство обрело вполне реальные военные преимущества. Знание о том, что худшей судьбой для рыцаря может стать лишь пленение, придавало еще большей храбрости на поле боя, а забота о собственной безопасности отодвигалась на второй план. Это ощущение во многом подкреплялось прочными и надежными доспехами, которые давали рыцарю высокую степень защиты в бою. Мусульмане нарекли европейских рыцарей «железными людьми» за их кольчуги. Гийом Бретонский, пытливый наблюдатель и участник многих походов начала XIII века, основной упор делал на прочность доспехов, когда сравнивал уровень потерь в средневековых и античных армиях. Пленение с целью получения выкупа получило больший размах в период расцвета замков: проще было обменять на замок его лорда или кастеляна, чем подвергать осаде. В Англии в одном из эпизодов войн 1215–1217 гг. король Иоанн пригрозил гарнизону в Белвуаре (Лестершир) предать позорной смерти их лорда, находящегося у него в плену, в том случае, если защитники будут упорствовать и не сдадут замок. И добился своего. В определенных обстоятельствах рыцарство давало серьезные военные преимущества, но взаимный обмен «любезностями» несколько ограничивал возможности ими воспользоваться.
Различные типы войн диктовали и разные нормы поведения, соответственно менялись законы и обычаи ведения боевых действий. Общепризнанными были четыре типа войны: guerre mortelle, или война до смерти — война на истребление, в которой пленный враг мог ожидать либо рабства, либо смерти; bellum hostile — открытая, или публичная война, в которой христианские принцы враждовали друг с другом, а рыцари занимались разорением соседних земель и в случае пленения могли рассчитывать на выкуп; guerre couverte — феодальная, или скрытая война, в которой допускались убийство и ранение, но неприемлемыми считались поджог, пленение или мародерство; и перемирие — временный перерыв в военных действиях. Осадная война выработала собственный свод законов, которые утверждались легче, чем правила ведения сражений.
