– Ты испытываешь состояние грусти, горя?
– Нет, я нормально справляюсь. Просто все это давит.
Нет. И снова ответ отрицательный.
– Может, тебя мучает беспричинная тревога?
– Изредка. Возможно, это происходит, когда я задумываюсь о будущем.
Как ни странно, несмотря на то что ее ответ впервые указал на опасность развития депрессии, Рози улыбнулась.
Возможно и изредка. Самый простой способ измерить количественное значение этих определений – уменьшить баллы за ответ на пятьдесят процентов. Ставим в этой графе единицу.
– Страх, легкая паника?
– Изредка, я же сказала. Но на самом деле я в полном порядке.
Ставим еще одну единицу.
– Может, ты безосновательно упрекаешь себя в чем-то?
– Ничего себе. Ты сегодня небывало внимателен ко мне.
Я интерпретировал ее реакцию. Рози утверждает, что я все сделал правильно – следовательно, ответ положительный. Максимальный балл.
Она встала и обняла меня.
– Спасибо тебе. Ты замечательный. Когда мы говорили о том, что мне надо взять отпуск, мне казалось, что мы не понимаем друг друга…
Рози заплакала! Второй зарегистрированный случай. Но он произошел через несколько минут после истечения недельного периода наблюдений.
– Ты оптимистично настроена по поводу ужина?
Рози рассмеялась, демонстрируя чрезвычайно быструю смену настроения.
– Только если это не тофу.
– А по поводу будущего в целом?
– Я настроена более оптимистично, чем несколько минут назад.
Рози вновь обняла меня, но возникло ощущение, что о будущем в целом она за прошедшую неделю стала думать реже, чем раньше.
Последний вопрос в списке задать было непросто, но я к нему подготовился.
– У тебя не возникало желания причинить себе вред?
Рози расхохоталась:
– Что? Нет, я не собираюсь сводить счеты с жизнью из-за проблемы множественной регрессии и какого-то придурка в администрации, который застрял в пятидесятых. Дон, не смеши меня. Иди лучше займись ужином.
Я посчитал, что это предложение подпадает под определение «способна смеяться и подмечать смешное», но с учетом того, что прошла неделя, налицо было некоторое ухудшение.
Итого, девять баллов. Показатель в десять баллов и выше указывал на риск возникновения депрессии. Возможно, озабоченность Лидии имела под собой основания, но привлечение научных методов помогло дать четкий ответ.
Я направился на кухню, но Рози окликнула меня:
– Стой, Дон. Спасибо. Мне стало гораздо лучше. Иногда ты меня удивляешь.
Джин пришел домой в 17:38.
– Ты опоздал, – сказал я.
Он посмотрел на часы.
– На восемь минут.
– Совершенно верно.
На качестве ужина его опоздание не отразилось, пострадало только мое расписание. Неприятно ощущать себя единственным человеком в доме, кого это волнует: Джину и Рози явно было все равно. С тех пор как Джин стал членом нашей семьи, вероятность сдвига временны́х рамок существенно возросла.
Рози еще не вышла из своего кабинета. Удобный момент, чтобы выяснить отношения с Джином.
– Ты выпивал вместе с Инге?
– Было дело. Она совершенно очаровательна.
– Намерен соблазнить ее?
– Брось, Дон. Мы два взрослых человека, которым приятно общаться друг с другом.
С формальной точки зрения так оно и было, но у меня имелись две причины помешать Джину расширить свой международный список.
Во-первых, Дэвид Боренштейн ясно дал понять, на каких условиях он согласится на то, чтобы Джин провел творческий отпуск у него на факультете. Он требовал, чтобы Джин не лапал аспиранток, но я подозревал, что это распространяется и на двадцатитрехлетнюю ассистентку кафедры. Хотя в целом ничего противозаконного в сексе профессора с ассистентами и даже студентами нет, при условии, что последние достигли совершеннолетия и их успеваемость от профессора не зависит.
Во-вторых, если Джин будет соблюдать обет воздержания, Клодия, возможно, простит его, и тогда неудовлетворенное сексуальное влечение вернет Джина в лоно семьи. Я предполагал, что крушение брака расстроило Джина и нам с Рози придется его утешать. Но пока что никаких признаков расстройства с его стороны не наблюдалось. Я столкнулся с еще одной человеческой драмой, которая требовала моего участия.
Всю неделю я старался не думать о проблеме с Лидией, переложив ее на подсознание. Творческое решение должно вызреть само. В субботу вечером, поговорив, как обычно, по скайпу с матерью, я начал еще один диалог.
«Приветствую, Клодия». Я решил, что лучше написать сообщение, а не включать голосовую связь. Не исключено, что Клодия сейчас принимает пациентов. Мой уровень понимания окружающих был максимальным, чему способствовало одиночество в кабинете-ванной, недавняя пробежка и недопитая «Маргарита» с соком красного грейпфрута. В соответствии с расписанием накануне я изобразил Бада на плитке с надписью «7-я неделя».
Пришел ответ от Клодии: «Привет, Дон. Как дела?»
Я изменил свой взгляд на формулы речевого этикета. Теперь мне было понятно, что они очень полезны для тех, кто испытывает сложности при установлении социальных контактов.
«Все хорошо, спасибо. Как ты?»
«Отлично. Юджиния не дает расслабиться, а так все нормально».
«Мы можем поговорить – это более эффективно».
«Так нормально», – написала Клодия.
«Разговор был бы предпочтителен. Я говорю быстрее, чем печатаю».
«Нет, лучше переписываться».
«Как погода в Мельбурне?»
«Я в Сиднее. С другом. Новым другом».
«У тебя уже много друзей. Тебе совершенно не нужны новые».
«Этот особенный».
Формулы увели нас в сторону. Пора было переходить к сути.
«Вы с Джином должны помириться».
«Я ценю твою заботу, Дон, но уже немного поздно».
«Ошибка. Вы расстались недавно. Юджиния и Карл составляют важную часть ваших отношений. Супружеская неверность Джина носит иррациональный характер. Затраты на решение этой проблемы ничтожны по сравнению с последствиями развода, разрушения семьи и поиска новых партнеров».
Я продолжал излагать свои доводы. Преимущество переписки состоит в том, что собеседник не может тебя прервать, и мой текст уже занял несколько окошек. Но тут пришло сообщение от Клодии.
