По поводу того, что было дальше, версии — а их существует множество, в том числе самых фантастических, — расходятся. Болтали, что Мэрилин провела ночь с президентом Кеннеди; болтали даже, что в номере «Карлайла» она отдалась сначала Джону, а затем — Бобби. Наибольшего доверия заслуживает свидетельство Джеймса Хеспила, который не отходил от нее весь вечер и который клянется, что никто из Кеннеди в шкафу не прятался! Похоже, Мэрилин и в самом деле удовольствовалась тем, что проводила своего кавалера — отца Артура Миллера — до дома, после чего вернулась к себе на Пятьдесят седьмую улицу. И уснула, в последний раз наблюдая, как над Манхэттеном встает рассвет.
На этом заканчивается нью-йоркская история Мэрилин. Она вернулась в Голливуд, на съемки «Что-то должно случиться». Но, терзаемая депрессией и одурманенная транквилизаторами, работать не могла. К будущему фильму она утратила всякий интерес. В конце концов «Фокс» ее уволил, потребовав возмещения убытков в размере 500 тысяч долларов.
К таблеткам и спиртному теперь добавились инъекции нембутала и секонала. «Это витамины», — пыталась оправдываться она. Продолжала посещать сеансы психоанализа, но Гринсон, видевший в ней главным образом объект для изучения, оказался не в состоянии ее спасти. В июне, собрав остатки сил, она дала согласие Бобу Стерну на фотосъемку для журнала «Vogue». На этих потрясающих снимках она предстает в сиянии своей наготы. Две с половиной тысячи отпечатков — две с половиной тысячи разных выражений лица. Ее кожа по-прежнему светится, а весь ее вид излучает простодушие. Над пупком заметен свежий шрам — несколькими неделями раньше она перенесла операцию по удалению желчного пузыря. Мэрилин всегда вызывала восхищение, играя на противопоставлении «верха» и «низа». От плеч и выше — невинность, почти робость взгляда, но ниже — головокружительно зрелая женственность. На сей раз контраст приобретает черты трагизма: бархатная нежность живота изуродована кривым швом, похожим на перевернутое отображение озаряющей лицо улыбки. Это законченный>образ жизни, достигшей своего предела, и пустоты, которую больше нечем заполнить. Тем не менее в начале августа дела вроде бы налаживаются. Ей в очередной раз удается спасти свою карьеру. «Фокс» предлагает ей новый контракт — на два фильма. Кроме того, в октябре планируется возобновить прерванные съемки картины «Что-то должно случиться». Но в воскресенье 5 августа, в два часа ночи, в квартире Ральфа Гринсона раздается телефонный звонок. Звонит перепуганная горничная Мэрилин. Примчавшись на место, Гринсон обнаружил свою пациентку лежащей на кровати. В правой руке зажата телефонная трубка. На ночном столике — россыпь таблеток. Впервые в жизни Мэрилин Монро оказалась на приеме у врача раньше назначенного часа.
Примечания
1. Эту цифру приводит Тараборелли. Спото утверждает, что гонорар не превышал 100 тысяч долларов. — Прим. автора.
2. Ролан Барт в своей книге «Мифология» в пух и прах раскритиковал эту выставку: «Этот миф действует двояко: вначале утверждается различие в строении людей, выпячивается всяческая экзотика, демонстрируются бесконечные видовые вариации: цвет кожи, форма черепа, нравы и обычаи, мир изображается в виде вавилонского столпотворения. Затем из всего этого плюрализма как по волшебству извлекается единство: где бы ни жил человек, он всегда и везде рождается, трудится, смеется и умирает одинаково...» — Прим. автора.
3. Каталог выставки «Семья человека» регулярно переиздается МОМА. В нем можно увидеть фотографии Эда Файнгерша. — Прим. автора.
4. Зови меня Мими (англ.).
5. Здесь: американский образ жизни (англ.).
6. Файнгерш был не единственным, кто поступил подобным образом. Роберт Франк, недавно опубликовавший свой шедевр «Американцы», также утратил веру в будущее фотографии и посвятил себя экспериментальному кино. — Прим. автора.
7. Речь опубликована в альманахе «Photography Annuel» за 1962 год. — Прим. автора.
8. White Anglo-Saxon protestant — белый протестант англосаксонского происхождения (англ.).
Глава, из которой становится ясно, хоть и с пятидесятилетним опозданием, что никто не знал Мэрилин Монро лучше Эдди Файнгерша
Садовник Роберта Стайна натягивает рубашку, убирает газонокосилку и кидает в багажник пикапа инструменты. Машет на прощание рукой и уезжает вдаль по аллее. Скоро и мне на поезд до «Гранд-Сентрал». Роберт обещает отвезти меня на вокзал. А пока предлагает выйти подышать — свежескошенная трава хорошо пахнет. «Смотрю на эти фотографии, вспоминаю Мэрилин, Эдди и вот что думаю, — произносит он. — Есть люди, не подверженные разрушению». Старый журналист медленно, покряхтывая, встает и мелкими осторожными шажками идет к двери. «Знаете, что самое противное в старости? На все требуется гораздо больше времени. А времени-то как раз в обрез». Внезапная кончина Эдди и последовавшая за нею смерть Мэрилин остановили мгновение. Автор репортажа в «Redbook» и его героиня замерли навсегда — вечным отражением в зеркале своей эпохи.
Призыв плоти
После смерти Эда Файнгерша его друзья предприняли ряд попыток организовать в каком-нибудь музее ретроспективную выставку его творчества или издать посвященную ему книгу. Очень скоро выяснилось, что это невозможно. После Эдди ничего не осталось. Все его негативы исчезли. «В те годы, — поясняет Джулия Скалли, — фотографы работали с единственной целью — опубликовать снимки. На это уходило все наше время и все силы. Ни у кого и мысли не возникало хранить свои работы, потому что они могут представлять интерес для будущего». «Для того поколения, — уточняет Цимбел, — главным был отпечаток. Фото — это прежде всего печать! Снимаешь, проявляешь и печатаешь. А что такое негатив? Промежуточный этап, не более. Нам даже в голову не приходило хранить негативы». Свои отпечатки Эдди раздавал кредиторам, погашая таким образом мелкие и крупные долги. Даже если не все они уничтожены, попробуй теперь их отыскать! Рассеянные по всему Нью-Йорку, навсегда забытые на дне семейных сундуков! Агентство «Пикс» из-за серьезных финансовых трудностей не смогло навести порядок в архивах. В середине 1960-х оно окончательно закрылось, и с его крахом стерлись последние следы работы Эдди Файнгерша. До того дня, когда Майкл Окс нашел на бруклинском складе его негативы фотосессии с Мэрилин. Кроме сотни этих кадров, чудом спасенных из небытия, из всего наследия Эда Файнгерша осталось лишь то, что он сам при жизни яростно продвигал: не произведения искусства, a «picture stories» — однодневки, предназначенные для публикации в журналах. Фотографии, напечатанные на пожелтевших от времени бумажных страницах. В 1985 году вашингтонская художественная галерея «Конкоран» организовала выставку нью-йоркской фотографии. Джейн Ливингстон, отвечавшая за экспозицию, потратила массу времени, разыскивая негативы Файнгерша, ничего не нашла и в конце концов смирилась с тем, что выставлять придется вырезки из газет и журналов. Категорически не желая превращаться в музейный экспонат, Файнгерш остался верным идеалу поколения ньюйоркцев, отдававших своему искусству всю страсть и весь жар души. «Эти люди считали делом чести причислять себя не к художникам, а к фотографам», — пишет Ливингстон.
