Есть вещи, которые надо прежде видеть, чем в них верить; и есть другие, в которые надо прежде верить, чтобы их видеть.
Пьер Буаст1
Следующие несколько дней были для Павла одними из лучших в его тогдашней жизни. Несмотря на все прежние неприятности и напасти, никуда не годные условия для проживания, злодейку хозяйку, которая предоставляла им всем тут «жилье», и все такое прочее, он неожиданно для себя решил, что все может быть иначе и что жизнь в его руках.
Он отчетливо помнил, как посреди этой недели проснулся в неожиданно хорошем настроении и зашагал бодрым шагом мимо Юсуповского сада, озаренного лучами зимнего солнца, в сторону работы. А потом, когда он неплохо поработал, Павлу свезло оказаться в самом центре тусовки у девочек-соседок из Новосибирска. Выпивали, шутили, интересовались друг другом совершенно искренне, понимая, что все тут на птичьих правах. К Алине и Марине пришли друзья, так что скучно никому не было. Из колонок играли песни фанерщиков «Би-2», но никто не был против. А под конец один хипповый парень, собирающий на автозаводе запчасти, разорвал отношения со своей девушкой, которая нажралась и вместо него обнимала батарею.
Вышли покурить на лестницу, и новый знакомый рассказал:
– Мы встречались полгода. Смотрю, начала сидеть на бутылке. А летом она уехала отдыхать в Турцию, и потом я нашел диск с порнухой – как она с арабом трахается… Так что не, на фиг. Иногда разлука – это такое дело, что надо радоваться, что человек от тебя отлепился, а не наоборот.
Тем не менее этот герой-страдалец что-то да недоговаривал и, получив порцию общественного осуждения со стороны женской половины компании, был выгнан за дверь.
Следующие несколько дней Паша сидел дома в творческом отпуске. Но быть без работы не значит быть без дела. Как-то так вышло, что он познакомился с молдаванином Гришей, и вместе они и раковину починили, держащуюся на палке от швабры, и поменяли смеситель в ванной. Словом, стало можно жить!
После этого соседка-удмуртка его зауважала, ну и все путем. Вышло так, что, несмотря на расставание с бывшей девушкой, он зажил полной жизнью и со всеми, с кем мог, сдружился.
В общем, ненапряжная и во всех смыслах удивительная была неделя.
* * *
И пока Павел занимался ремонтом и возвращался, что называется, к жизни, Алевтина Эдуардовна в другом подъезде этого же дома устраивала творческий вечер. Ребята, живущие в остальных коммуналках дома на Вознесенском проспекте, декламировали собственные стихи. И пускай сценой для них являлся большой и длинный, крепко сбитый такой бильярдный стол, а зрительным залом – комната с большим потолком, который протекал, всем было хорошо. На полу были расставлены свечи, а обшарпанные стены были облеплены картинами и рисунками художественно одаренных ребят.
Народу было что-то около сотни, и никто не скучал. Девчонки фоткались с мальчишками и все в таком духе. На полу стоял притащенный каким-то энтузиастом самовар, и можно было угоститься чаем с печенинкой. А если найдется одноразовый пластиковый стаканчик и хватит шампанского, то попроси, и собрат нальет тебе немножко.
Алевтина Эдуардовна и ее дочь сидели на стульях, обитых розовой тканью, в окружении незнакомых им ребят. Стулья, казалось, рассыплются, но на безрыбье и рак щука.
Короче говоря, Алевтина Эдуардовна с некоторых пор решила, что отдавать иной раз приятней, чем брать, и мало-помалу меняла свое отношение к людям. Не последнюю роль в этом сыграла дочь Аня, наставившая маму на путь истинный. Долой коррупцию! Даешь благотворительность!
«Ведь правда, у этих людей особых денег нет. Ни ворованных, ни честных. Дом и так на ладан дышит. Может, она и права, что надо поменьше брать за электричество. Хотя бы с тех ребят из двадцать пятой», – думала эта женщина с золотыми волосами. На лице ее сияла улыбка, несмотря на усталость в глазах. «Всему этому нужно посвятить время. А еще с внуком надо посидеть», – прошептала она самой себе еле слышно и продолжила наблюдать за происходящим на сцене.
И все же пока ей было тяжело быть благодушной ко всем страждущим, которые ее окружали. Да и эта девчонка-полуножка вызывала пока что в ней какую-то брезгливость, ей самой не очень понятную.
Но, может быть, со временем удастся все разрулить… А пока можно поесть ананаса и пригубить малость советского шампанского. Конечно, не по-чиновничьи… но ей нравилось.
Да, знал бы об этом благотворительном вечере Павел, был бы он здесь, возможно, ничего плохого бы не произошло…
– А чего ты не идешь с ребятами на творческий вечер? Алевтина Эдуардовна устроила, – спросила Павла удмуртка.
– А-а-а… э-э-э-э… – растерялся молодой человек. – Ну-у, наверное, потому, что раковину с Гришей прикручиваем к дранке.
– Молодец. Подходи если что, мы с дочкой щас туда двинемся, – позвала его соседка, а он все же покрылся мурашками от ее голоса. «Жаль, что она по-прежнему звучит как обезьяна», – подумал Паша про себя, а вслух спросил у Гриши:
– А что ты думаешь про хозяйку? Вечера там… Акции для обездоленных. А сама денег с нас за электричество берет, будто у нас в комнате сварка идет полным ходом. Да и Кристину она гнобит. Мне вот она не нравится.
– Не судите, да не судимы будете. Помнишь, откуда это?
– Перед Рождеством тренируешься? – Паша попробовал срезать мужика.
– Нормальная она тетка, я тебе говорю. Сперва кажется… – новый знакомый на несколько секунд замялся, обдумав, говорить собеседнику об этом или нет, – …мутной, а потом понимаешь..
– Что она не злая, а просто народу тут много? – Несмотря на то, что Павел не любил, когда его, что называется, учат жизни, он был достаточно гибким, чтобы изменить мнение о человеке, если он этого достоин.
