Несколько сложнее дело обстояло с двумя 180-мм орудиями на железнодорожных платформах, которые финны смогли захватить неповрежденными летом 1941 года на Карельском перешейке. Эти орудия, образовавшие отдельную батарею, были поставлены на вооружение финской армии уже осенью. Баир Иринчеев тщательно изучил журналы боевых действий батареи и пришел к выводу о том, что физически она обстреливать Ленинград была не в состоянии:
«Согласно справочной информации, которую читатель без труда найдет в Интернете, дальность стрельбы у этих орудий до 38 километров при угле возвышения ствола в 49 градусов. (…) Однако 1-я железнодорожная батарея вела эффективный огонь максимум на 26–28 километров. Если предположить, что финны подвезли бы одно орудие в Куоккалу (Репино) и произвели выстрел по Ленинграду, то при стрельбе на 28 километров из Куоккалы финны могли достать только до парка 300-летия Санкт-Петербурга и аквапарка „Питерлэнд“. Они тогда отсутствовали как класс. Равно как и Приморский район города Ленинграда – Санкт-Петербурга. При стрельбе на максимальную дальность 37 километров они могли бы накрыть только Петроградскую сторону. Если же предположить, что 1-я железнодорожная батарея решила совершить красивое самоубийство и приехала на передовую в Белоостров, то ситуация меняется. Предположим даже, что все полотно выдерживало вес установки в 150 тонн (…).
Железнодорожный мост через реку Сестра был подорван советскими частями при отступлении в сентябре 1941 года и финнами не восстанавливался. Таким образом, самая близкая к Ленинграду точка, откуда финны могли бы произвести выстрел, – севернее моста через Сестру в Белоострове.
Если бы они действительно это сделали: приехали к мосту, встали на необорудованную огневую позицию на глазах у советских бойцов на передовой, поставили бы рядом вагон с боеприпасами и вагон с зенитными автоматами, успели бы за 30 минут перевести орудие в боевое положение и сделать хоть один выстрел по Ленинграду, то можно сказать следующее:
1) При дальности стрельбы в 26–28 километров они могли бы накрыть Петроградскую сторону, северную часть Васильевского острова и, возможно, дотянулись бы до Петропавловской крепости. При максимальной дальности стрельбы они действительно перекрыли бы почти весь город, доставая до Дома Советов на Московском проспекте.
2) Из Белоострова они бы больше никуда не уехали. При расположении огневой позиции столь близко к передовой они попадали под огневое воздействие не только фортов Кронштадтской крепости, но и полевой артиллерии 23-й армии, оборонявшей Карельский перешеек. Использовать дорогостоящие, штучные орудия таким образом – безумие со всех точек зрения.
В связи со всем вышеизложенным можно утверждать, что финская артиллерия в период с 1941 по 1944 год фактически не имела возможностей обстреливать Ленинград. Даже если мы возьмем в расчет трофейные 180-мм железнодорожные транспортеры, которые действовали на железной дороге Терийоки (Зеленогорск) – Койвисто (Приморск).
Также отметим, что до Кронштадта (ныне – части Санкт-Петербурга) финские артиллеристы доставали и абсолютно не стеснялись его обстреливать. То, что 30 апреля 1944 года финны не открыли огонь по центру Кронштадта, – только счастливое для жителей города и несчастливое для финнов стечение обстоятельств».
Одним словом: в ситуации, в которой находилась финская армия (отсутствие собственного производства тяжелой техники, проблемы с ее приобретением), обстрелы и бомбежки Ленинграда были бы форменным идиотизмом с чисто военной точки зрения. Здесь незачем множить сущности сверх необходимости и изобретать какие-то сентиментальные мотивы, якобы имевшиеся у Маннергейма.
Даниил Гранин, как и другие не слишком сведущие в военной истории люди, допускают одну и ту же распространенную ошибку. Они просто не учитывают принципиальную разницу между финской армией с одной стороны и вермахтом и Красной армией – с другой. У финнов не было мощного мобилизационного потенциала, не было развитой тяжелой промышленности. Каждый потерянный солдат, каждая единица вооружения (особенно тяжелого) была в самом буквальном смысле слова невосполнимой утратой. Танки, артиллерийские орудия, боевые самолеты ценились на вес золота, больших потерь старались избегать как огня. Это естественным образом диктовало осторожность в ведении операций. И хвалить финнов за то, что они не обстреливали и не бомбили Ленинград, – все равно что хвалить кастрата за то, что он никого не изнасиловал.
Финны не стреляли и не бомбили, зато в полной мере использовали другое оружие, имевшееся в их распоряжении: голод. Именно голод стал самым страшным и самым смертоносным врагом окруженных ленинградцев. Вопреки всему, что говорят и пишут Гранин и Мединский, Маннергейм сделал все, что мог, для того, чтобы этот враг унес в могилу как можно больше жителей города на Неве.
Блокада Ленинграда началась в сентябре 1941 года, когда немецкие танки вышли к Ладожскому озеру в районе Шлиссельбурга. Однако она была бы неполной, если бы с севера ее не замкнули финны. Более того, даже при беглом взгляде на карту становится ясно, что не вермахт, а доблестная финская армия во главе с Маннергеймом контролировала бóльшую часть путей, по которым в осажденный город могло поступать продовольствие.
В первую очередь речь идет о водном пути из Онежского озера через Свирь в Ладогу. Несмотря на все очевидные недостатки, в теплое время года этот путь широко использовался. До войны именно по нему, через Волго-Балтийскую водную систему, в Ленинград поступала бóльшая часть грузов. Использование этого маршрута могло бы в значительной степени компенсировать потерю сухопутных коммуникаций. Однако, как уже говорилось выше, в сентябре финны вышли на реку Свирь и перерезали этот жизненно важный маршрут. Только после этого блокаду Ленинграда можно было считать по-настоящему завершенной.
Для снабжения города на Неве оставался только один вариант: по железной дороге через Тихвин, перегрузка на корабли (или на грузовики в зимнее время) и отправка по Дороге жизни через Ладогу. Разумеется, немцы очень хотели бы перерезать и эту тоненькую ниточку. А финны помогали им в этом, чем могли. Другой вопрос, что сделать это было не так-то просто.
В последнее время широкую известность приобрела операция, проведенная в 1942 году совместно немцами, итальянцами и финнами с целью захвата острова Сухо. Сухо – небольшой островок в южной части Ладоги, с помощью которого можно было контролировать значительную часть этого района. Захват острова Сухо еще больше осложнил бы снабжение Ленинграда.
Подготовка операции, получившей название «Бразиль», началась весной 1942 года. На финской территории, в Лахденпохье, была создана немецкая военно-морская база. По железной дороге сюда были переброшены немецкие десантные паромы «Зибель» и итальянские торпедные катера. Финская сторона всячески содействовала подготовке операции. Маннергейм не только не «отказался пропустить немцев», как об этом любит писать Мединский, но и помогал им – финские катера прикрывали флотилию. В ночь на 22 октября десант попытался захватить остров Сухо. Гарнизон острова при поддержке авиации и кораблей Ладожской военной флотилии смог отбиться. Никакой заслуги Маннергейма в этом, насколько известно, не было.
