Солнце уж давно шпарило беспощадно, забравшись на самую вершину своего ежедневного пути, а Никита с компанией или хотя бы кто из них так и не появлялся. Митя тайно досадовал. Больше ждать не имело смысла. Бэн начал скучать, да и сам Митя тоже. Только Тоша хладнокровно поджаривалась на инфракрасном облучении солнечного огня.
"Пожалуй, пора. Знать, не судьба сегодня", — решил про себя Митя. Он решительно поднялся с травки.
— Еще окунемся? — встрепенулся осоловелый Бэн.
— Нет, пошли к Петровичу.
— А позагорать? — сонно воспротивилась Тоша.
— Тебе вредно, Ангелевская, у таких белокожих на солнце шкура слезает.
Тоша пообещала, что "шкуру она еще припомнит", но стала одеваться и вдруг предложила:
— А может, лучше в Зараево сходим?
— Зачем? — воспротивился Митя, тащиться по жаре без шансов на успех не входило в его сегодняшние планы. Да и времени уже много.
— Что мы будем делать у твоего Петровича?
— А в Зараеве что?
— Ну, все — таки какая — то цивилизация.
— Ты что, за этим в деревню приехала? — теперь удивился Бэн.
Тоша не сразу нашлась что ответить и только на пути к Дубкам начала бормотать себе под нос, что приехала она на день рождения, а деревня ее вообще никакая не интересует. Митя же старался как раз заинтересовать ее прелестями дачной жизни, почему — то ему очень вдруг захотелось, чтобы и Тоша прочувствовала, как тут может быть хорошо. До самых ворот Петровича, не переставая, рассказывал, какой это замечательный мужик, какие у него собаки и какой был Ленин. Вскоре та познакомилась с Нероном. Он, как обычно, сорвался от конуры с грозным лаем, гремя цепью и подпив облако пыли. Новое жилище Дантеса пустовало, хитрого свободолюбивого ризена не было дома. Зато хозяева были.
— Ох, вас сегодня сколько! — первой выглянула Тамара Ивановна. — Все москвичи?
— Москвичи, — подтвердил Митя и представил своих друзей. Однако войти они все еще не могли, потому что Нерон расходился не на шутку.
— Коля! Коль! — крикнула Тамара Ивановна. — Где ты там? Уйми дьявола, к нам гости пришли.
Однако Петрович на этот раз не спешил. "Видать, досталось ему на орехи за тарелку, — сочувственно подумал Митя. — Вот и не выходит".
Фермер появился неожиданно, совсем не с той стороны, где Митя думал его увидеть. Обычно он выходил из — за дома слева, там, где у него мастерские, иногда справа — от курятника и собачьих вольеров, а тут он пришел все — таки слева, но не из — за дома, а издалека, с огорода, где обычно властвовала Тамара Ивановна. Одну руку Петрович держал весьма странно, прижимая к груди, будто она у него на перевязи или в гипсе, и шел, наклонившись вперед, как раненый боец. Но страшного ничего не случилось, потому что 'еще метров за двадцать Петрович озарил двор немеркнущей улыбкой.
"Хорошо держится, — опять подумал Митя. — Мне бы так научиться".
Подойдя поближе и наконец успокоив собаку, Петрович сразу направился к Мите.
— На, забирай, — не отнимая прижатой руки, он стал другой вытаскивать из — за пазухи один за другим крупные огурцы и распихивать их по карманам гостя.
— Да зачем, спасибо, — противился тот под изумленно — насмешливыми взглядами друзей.
— Ты что, — посуровел Петрович. — Первый урожай в этом году. Вам к столу, на день рождения.
Как Митя ни отнекивался, огурцы перекочевали и его одежду.
— Еще не все, — торопливо заметил Петрович, убрал руку за спину и вытащил из заднего кармана брюк свой главный подарок. — Для сыщика немаловажный инструмент, — значительно произнес он, вручая Ми старый, потертый бинокль.
Такому подарку Митя и вправду обрадовался.
— Кваску? — отмахиваясь от благодарностей, предложил Петрович и, не дожидаясь ответа, обратился к жене: — Тамара, налей — ка нам на веранде.
На маленьком столике появились не только кружки с традиционным русским напитком, но и пряники, и если бы не бурные протесты гостей, уверявших, что их ждут дома к обеду, то, наверное, это стало бы только закуской. Беседа же завязалась самая заурядная. А бывали ли Митины гости здесь раньше? Да как им тут нравится? Да все ли они из одного класса? И прочая любезная дребедень. Не утерпев, Митя сам перешел к делу.
— А знаете, — сказал он, — новые жильцы дома Ташковых вернулись.
— Как же, — расплылся до ушей Петрович. — И с этим тебя поздравляю.
— То есть как это? Я тут при чем? — не понял, с чем его поздравляют, Митя.
— Так ведь все думали, что это твои друзья антенну — то увели. А вышло, что никто ее и не крал вовсе.
— Как так? — еще больше удивился Митя и не поверил, зная страсть Петровича ко всяким розыгрышам.
— Я думал, ты знаешь, — удивился в свою очередь Петрович и сразу же стал объяснять: — Тарелку эту Гаспарян сам продал. Знаешь, кому? Летуновым. Он через них на Ташковых и вышел, когда дом покупал. Себе — то он другую зачем — то купил. Сегодня повесит, а та ему чем — то не подходила. Вот он и продал ее Летуновым. А Летунов — то сейчас в Москве. Он только и приезжал на дачу разок переночевать, утром ему на работу. Тарелку взял для московской квартиры — на балконе повесить. Гаспарян ему для этого ключи выдал, так он зашел ночью, тарелку свинтил и уехал. Ни от кого и не прятался, а никто не увидел. Недоразумение, — осклабился Петрович. — Трагическое недоразумение. Я из — за итого больше недели тут трясся, а все не стоит выеденного яйца.
Митя еще никак не мог врубиться, поверить, уж боль — пи все быстро да гладко разрешилось. Еще раз Петровичу пришлось все повторить, прежде чем его гость тоже заулыбался.
— И вот все так! — торжественно заявил именинник. — И шины так, и мотобайк, и ваш Ленин.
— Да хрен с ним, с Лениным!
— Согласен. Только все так! Ничего из этого зараевские не крали.
Митя обвел взглядом круг лиц присутствующих, больше уже не скрывая удовлетворения.
Но никто не разделил с ним радости. Даже у Петровича исчезла улыбка. В затянувшейся тишине он сам объяснил почему.
— Мить, это еще доказать надо.
— Вообще — то, — вдруг впервые выступил Бэн, — всегда надо доказывать, что совершено преступление, а не обратное. Это называется презумпцией невиновности. Пока не доказано, что это ты украл, значит, не виноват.
— Это для суда, — заметила Тамара Ивановна. — А для людей обычно наоборот.
— И легче доказать, что ты не верблюд, — кивнул головой Петрович.
Митя вдруг почувствовал, что начинает злиться. Однако нервы у него расшатались, просто слышать спокойно не может об этой ерунде.
— Я докажу, что я не верблюд, — проскрипел он сквозь зубы.
И у него получилось так, что опять за столом все замолкли. А Митя продолжил:
