– Это крик души нашего народа, – патетически крикнул он ей вслед.
За стеной что-то упало. Лукавый махнул рукой, и стена стала прозрачной.
– Осторожно, коллега, – сказал заместитель префекта, поднимая упавшую статуэтку великого вождя всех народов.
– Что это вы ее здесь держите? – недовольно произнес гость, открывая дипломат с аккуратно уложенными пачками долларов.
– Это совесть нации – гордо изрек чиновник, смахивая пыль со статуэтки и возвращая ее на свое место.
– Ах, ах, какие мы совестливые.
– Не юродствуйте, коллега. Одно другому не мешает.
– Считать будете? – выкладывая пачки на стол, спросил гость.
– Я вам доверяю, – и чиновник стал укладывать пачки в стол.
– Всем сидеть на месте, руки на стол, – раздались голоса ворвавшихся в кабинет бойцов спецназа.
Чиновник с испуга резко захлопнул ящик стола, прижав руку с зажатой в кулаке пачкой купюр. Спецназовец придержал ящик, не давая вытащить руки.
– Больно, – закричал зам.
– А сейчас, – сказал командир группы, – разожмите кулак, отпустите деньги и вытаскивайте руку.
– Какие деньги? Это подстава, – завопил зам.
– Разберемся. Всех в машину.
– Ах ты наш бедненький, ах ты наш несчастненький. Ну это уже не интересно, – безразлично махнул рукой Лукавый, и изображение за стеной исчезло.
– Итак, за работу товарищи.
– Помощь нужна? – вылезая из-под стола, предложил свои услуги Косматый.
– Нечестно покидать рабочее место, когда весь трудовой народ в едином порыве…
– Кончай полоскать мозги. Обеденный перерыв, имею право.
– Ну, тогда рассортируй по назначению.
Косматый сел за стол, дунул на пачку бумаг с жалобами трудящихся, и они стали разлетаться на пять отдельных стопок.
– Значит так, это мелкие жулики, это воришки из малого бизнеса, это убийцы, это ворье из крупного бизнеса, а это, – он хлопнул по самой большой пачке, – коррумпированная мафия.
– Какие люди, какие теряем кадры, душа разрывается от жалости, – Лукавый смахнул набежавшую слезу, – но долг превыше всего. Жуликов и мелкий бизнес – в чистилище, а остальных – поэтажно в ад. Что я делаю, что я делаю, как жить дальше?
В кабинет заглянула секретарша и, увидев за столом Косматого, с ужасом захлопнула дверь.
– Господи, что это, галлюцинации? – и, прижав плотнее пачку бумаг к груди, приоткрыла дверь и снова заглянула в щелку.
За столом сидел Лукавый и пальцем поманил ее войти. Оглядываясь по сторонам, она подошла к столу, положила пачку бумаг и, заикаясь, сказала:
– Это еще жалобы.
– Вот и прекрасно, замечательно, вы даже не представляете, как это замечательно. – Затрещал телефон, Лукавый поднял трубку: – Мы сейчас их всех пошлем к чертовой матери, – помахал рукой секретарше, чтобы уходила. – Да, я слушаю, Иван Иванович. Это я не вас посылаю… пока. Иду, бегу, лечу. Префект вызывает, – погладил Косматого по голове, – а ты работай, родина тебя не забудет.
– Не забудет, как же, в дворники определили, – недовольно пробурчал Косматый. Сел за стол, достал штампы и шлепнул на первую и вторую пачки – «чистилище», на третью пачку – «ад-коммуналка», на четвертую – «ад-хрущевка», на пятую – ад элитный».
Лукавый тихо вошел в кабинет префекта. Тот сидел, опустив потяжелевшую от мыслей голову на мозолистые руки. От напряжения золотой перстень вдавился в лоб, а золотые швейцарские часы остановили свой бег. По глазам было видно, что в развороченных мозгах шел активный поиск, как законопатить мозги следствию, в связи с возникшей ситуацией. Он медленно поднял голову, окинул Лукавого пустым непонимающим взором и как-то жалобно, почти шепотом произнес:
– Вы слышали?
– Что? – также шепотом спросил Лукавый.
– Арестовали моего зама.
– Как, за что? Такого человека! Да я… – Лукавый вскочил с места. – Сейчас же, немедленно поднять общественность…
– Тише, тише, – зашипел префект. – Говорят, у нас завелась «крыса».
– Не может быть, – удивленно пропел Лукавый. – Куда смотрит санэпидстанция? Это диверсия. Это все оттуда, из загнивающего запада, – он ткнул пальцем куда-то в сторону.
– Да не в этом смысле. Стукач завелся. Кто-то сообщил, что мой зам берет взятки, и его сегодня накрыли.
– Это завистники, – уверенно сказал Лукавый. – Видать, не поделился.
– Да этого быть не может, то есть я хочу сказать, что не может быть, чтоб Степан Степанович брал взятки. Это очень порядочный, честный, трудолюбивый, верный человек, – обиделся префект, – может, и допускал ошибки, но кто из нас не ошибается. Что будем делать? – уже спокойно задал вопрос Лукавому.
– Сидеть, ждать конца следствия. А может быть, – он перегнулся через стол, зашептал прямо в лицо префекта, – дать на лапу прокурору? Это Косматому раз плюнуть.
– Не возьмет, там баба, говорят, очень честная.
– Ну, тогда оторвать голову, – это работа Азазеля.
– Не получится.
– Да что это у вас все «не получится»? Это не получится, то не получится. Взятки не надо брать, честный вы наш.
Вошла секретарь.
– Иван Иванович, к вам пришли, – робко сказала она. Префект, встав из-за стола, махнул рукой Лукавому, чтобы тот уходил.
– За вами пришли, – пробурчал Лукавый, выходя из кабинета.
Рано утром, подъехав к офису, Вортан Баринович увидел толпящихся людей у главного входа.
– Что это за демонстрация? – спросил он у водителя. – Со вчерашнего дня митингуют, требуют вернуть деньги.
– Давай к служебному.
Сторож со скрипом открыл решетчатые ворота с красной звездой на створках, и машина через небольшой садик подъехала к служебному входу. Подходя к двери, которую услужливо открыл один из мордоворотов, Вортан Баринович обратил внимание на безграмотную корявую надпись КАМИНТЕРН, сделанную, видно, каким-то недоброжелателем по кирпичной кладке, виднеющейся из-под осыпавшейся штукатурки.
В офисе стояла гробовая тишина. За дверями кабинетов неслышно было даже шороха, и только громкие шаги метра нарушали этот тревожный покой. Секретарша, вздрогнув от хлопнувшей двери, уронила блюдце из-под чашки с кофе, который несла в кабинет шефа.
– Извините.
– Да ладно, – махнул рукой, – главного ко мне.
Положив папку на стол, он подошел к окну. Народу прибавлялось. Над возмущенной толпой виднелись самодельные плакаты с призывами.
– Вор! Вор! Вор! Верни наши деньги, – скандировали обиженные вкладчики.
Охрана едва сдерживала напирающую толпу.
