Я говорю «атаковали», хотя ты понимаешь, что я имею в виду. Они были съедены. Проглочены акулами. Не берусь гадать, сколько человек из обеих команд пережило взрыв. Могу лишь сказать, что большинство спасшихся затем стали пищей для акул. Я же благополучно доплыл до Буэна-Висты. Выбравшись на берег, я повалился на сушу, сбитый с ног усталостью и радостным воодушевлением. Не будь она сплошь песчаной, я бы, наверное, ее поцеловал.
На берег я выбрался без шляпы. Без моей любимой треуголки, которую я носил сейчас и тогда, совсем мальчишкой. В тот момент я никак не мог знать, что исчезновение шляпы станет первым шагом к прощанию с прежней жизнью. Зато сабля чудесным образом уцелела. И сейчас она была куда ценнее треуголки.
Со стороны моря доносились слабые крики. Похоже, до берега добрался я один. Тогда я поблагодарил счастливые звезды, под которыми родился. Я лег на спину, собираясь вздремнуть, как вдруг слева послышался стон.
Повернувшись на звук, я увидел человека в плаще ассасина. Он лежал совсем рядом. Похоже, ему повезло даже больше, чем мне, потому что, когда он перевернулся на спину, на песке осталась ярко-красная полоса. Удивительно, что акулы не закусили им по дороге к берегу. Его грудь тяжело вздымалась. Дышал он неглубоко и прерывисто, а руки держал на животе. Он явно был сильно ранен.
– Повезло так повезло, а? – смеясь, спросил я.
Даже после нескольких лет, проведенных на море, во мне оставалось что-то от задиристого бристольского парня, которому обязательно нужно позубоскалить над случившимся, каким бы мрачным оно ни было.
Человек в плаще, казалось, меня не замечал. Или, по крайней мере, не замечал моего цинизма.
– Гавана, – простонал он. – Мне нужно добраться до Гаваны.
– Что ж, я с удовольствием построю для нас еще один корабль, – ответил я, продолжая насмешливо улыбаться.
– Я тебе заплачу, – процедил он сквозь зубы. – Звон монет сладок для уха любого пирата, не так ли? Тысячу реалов.
Это уже было интереснее.
– Продолжайте. Я вас слушаю.
– Ты мне поможешь или нет? – резко спросил он.
Один из нас был серьезно ранен, и это был не я. Я встал, чтобы лучше разглядеть своего невольного спутника и его одежду, в складках которой, скорее всего, был спрятан тот клинок. Мне понравилось это оружие. С ним можно было бы далеко пойти, особенно в выбранном мною ремесле. Я помнил: прежде чем у нас взорвался пороховой склад, этот человек своим хитроумным клинком собирался оборвать мою жизнь. Можешь считать меня жестоким. Но, пожалуйста, пойми: в ситуациях вроде той, в какой оказался я, любой сделает что угодно, лишь бы остаться в живых. И вот тебе еще один полезный урок: если стоишь на палубе горящего корабля, собираясь кого-то убить, доведи дело до конца.
А уж если не сумел довести дело до конца, лучше не рассчитывай на помощь твоей потенциальной жертвы.
Если же все-таки решился просить потенциальную жертву о помощи, благоразумно не злиться на нее.
Поэтому прошу тебя: не торопись меня осуждать. Попытайся понять, почему я безучастно смотрел на него.
– По-моему, у вас при себе нет золота.
Он бросил на меня ответный взгляд. Его глаза вспыхнули. Затем с неимоверной быстротой… я и вообразить не мог, что раненый человек способен на такое проворство… Словом, он вытащил карманный пистолет и направил мне в живот. Не столько от страха перед наведенным дулом, сколько от неожиданности я попятился назад и приземлился на собственный зад. В одной руке держа пистолет, а другой зажимая рану, ассасин поднялся.
– Проклятые пираты! – прорычал он, стискивая зубы.
Его палец, застывший на курке, даже побелел. Щелкнул боек пистолета. Я закрыл глаза, ожидая выстрела.
Но выстрела не последовало. Да и с чего бы? Мой противник казался сверхъестественной личностью. Изящество движений, скорость, одеяние, выбор оружия – все это производило впечатление. Но, обладая столь необычными качествами, он оставался человеком, а человеку не дано повелевать морем. Даже он не мог уберечь свой порох от намокания.
Из этого следует последний урок: если ты вознамерился игнорировать все предыдущие уроки, хотя бы не пытайся стрелять из пистолета, когда у тебя намок порох.
Утратив преимущество, убийца поспешил к кромке джунглей. Левой рукой он по-прежнему зажимал раненый живот, а правой раздвигал кустарники. Он быстро скрылся из виду. Какое-то время я просто сидел на песке, не веря в свою удачу. Если сравнивать меня с кошкой, то за сегодняшний день я прожил три из девяти моих жизней.
А потом, не особо раздумывая… впрочем, нет, одна-две мысли все же мелькнули, поскольку я видел этого человека в действии и рана не делала его менее опасным… Словом, я пустился за ним в погоню. У него была вещица, которой мне хотелось завладеть. Скрытый клинок.
Мой противник продирался сквозь джунгли, даже не пытаясь двигаться бесшумно. Я, танцуя, перепрыгивал через корни деревьев, не замечая веток, хлеставших меня по лицу. В одном месте я прикрыл лицо, заслоняясь от жесткого зеленого листа величиной с банджо. На листе краснел отпечаток руки. Отлично, значит я не сбился со следа. Невдалеке вспархивали потревоженные птицы. Я понял, что могу не волноваться. Окрестные джунгли сотрясались от его неуклюжих шагов. Изящество движений было утрачено в отчаянной попытке сохранить себе жизнь.
– Будешь меня преследовать – убью, – послышалось впереди.
В этом я сомневался. Не требовалось особой проницательности, чтобы понять: дни, когда он убивал, остались в прошлом.
Мои сомнения оправдались. Я выбрался на полянку, где увидел противника скрючившимся от боли. Казалось, он решал, в каком направлении идти дальше. Услышав хруст веток, он повернулся в мою сторону. Поворачивался он медленно и мучительно, как старик, которого мучают боли в животе.
К нему вернулась частица прежнего самообладания. В глазах вспыхнула готовность к поединку. Из правого рукава выдвинулось лезвие скрытого клинка, блестевшего среди деревьев в сумраке открытого пространства.
Я вдруг подумал, что столь необычное оружие наверняка вызывает страх у противников, а в битве напугать врага – половина победы. Главное, чтобы противник тебя боялся. К несчастью для этого человека, его движения меня совсем не пугали. Учитывая состояние, в каком он находился, плащ с капюшоном и скрытый клинок выглядели атрибутами ярмарочного лицедея. Убивая его, я не испытал никакого удовольствия. Возможно, он даже не заслуживал смерти. Наш капитан был жестоким, бессердечным типом, обожавшим телесные наказания. Прежде всего – наказание плетьми. Он так любил это занятие, что частенько подстраивал основания для по́рок. Другим любимым развлечением капитана Брамы было, как он это сам называл, «сделать человека правителем собственного острова». Иными словами, провинившегося высаживали на необитаемом островке, обрекая на верную смерть. Если кто и пожалеет о смерти капитана, так это его мать. И потому, как ни крути, неведомый убийца оказал нам услугу.
