И тем не менее я увидел его – человека в плаще с капюшоном. Скрестив руки, он стоял на баке и выказывал полное равнодушие к происходящему. Об этом говорили его поза и глаза, блестевшие из-под капюшона. На секунду взгляд этих глаз задержался на мне.
И уже в следующее мгновение густой дым скрыл нас от англичан. Мы превратились в корабль-призрак, окруженный облаками порохового дыма, шипящим дождем и удушливыми сернистыми испарениями.
Все вокруг меня наполнилось треском ломающегося дерева и человеческими криками. Куда ни глянь – повсюду мертвые тела. Доски палуб и развороченная обшивка были густо залиты кровью. Сквозь пробоину в главной палубе виднелись нижние. Те были залиты уже не столько кровью, сколько водой. Жалобный скрип мачты заставил меня взглянуть вверх. Дымная пелена мешала смотреть. Удары английских книппелей опасно накренили нашу грот-мачту. Из «вороньего гнезда» свисал мертвый впередсмотрящий, которому снесло полголовы. Несколько матросов полезли по выбленочным тросам, чтобы обрубить поврежденную мачту. Напрасные усилия. Она сама обломилась и теперь плескалась в воде, словно купающаяся толстуха.
Меж тем англичане не считали свою работу законченной. Едва дым начал рассеиваться, мы увидели, что британский фрегат разворачивается, намереваясь угостить нас залпом из пушек правого борта. Но в этот момент удача их покинула. Стих ветер, не дав англичанам осуществить задуманного маневра. Он успел разогнать дым и пропал. Паруса фрегата обмякли. Корабль стал терять скорость. Судьба подарила нам шанс на спасение.
– К орудиям! – крикнул я.
Те, кто еще стоял на ногах, поспешили выполнить приказ. Сам я встал к вертлюжной пушке. Английский фрегат был не в силах нам помешать. Мы дали бортовой залп, нанеся им почти такой же урон, какой получили от них. Настал наш черед кричать «ура». Поражение обернулось если не победой, то хотя бы возможностью унести ноги. Кое-кто из наших даже рассчитывал чем-нибудь поживиться у англичан. Несколько молодцов приготовили абордажные крючья, топоры и свайки, собираясь подтащить вражеское судно вплотную и вступить с противником врукопашную.
Однако случилось то, что напрочь смело все замыслы грабежа.
– Пороховой склад! – крикнул кто-то.
– Мы вот-вот взорвемся!
Известие было встречено криками. Забыв про пушку, я повернулся в сторону носовой части. Из проломов в обшивке вырывались языки пламени. Вскоре я услышал другой крик, с кормы. Я узнал голос нашего капитана. На полуюте английского корабля я снова увидел человека в плаще с капюшоном. Он взмахнул руками и даже не перепрыгнул, а перелетел на нашу палубу.
На мгновение мне показалось, будто я вижу большого орла. Развевающийся плащ создавал иллюзию орлиного хвоста, а раскинутые руки – крыльев.
Капитан Брама погиб на моих глазах. Человек в плаще взмахнул рукой, и из рукава выпорхнуло лезвие скрытого клинка.
Скрытый клинок. На мгновение я оторопел. Отсветы пламени горящей палубы делали лезвие живым. Человек в плаще с капюшоном всадил клинок глубоко в грудь капитана Брамы.
Я стоял и смотрел, забыв про саблю в руке. Остатки нашей команды безуспешно пытались не пропустить огонь к пороховому складу. Я едва слышал их голоса.
«Корабль взорвется, – отрешенно думал я. – На складе полно пороха. Достаточно искры». Да, бочек с порохом у нас хватало. Английский корабль был почти рядом. Взрыв пробьет и его обшивку. Но все эти мысли были где-то далеко. Я был зачарован действиями человека в плаще с капюшоном. Загипнотизирован этим посланцем смерти. Равнодушный к побоищу между двумя кораблями, он спокойно выжидал, чтобы нанести смертельный удар.
Убийство свершилось. Капитан Брама был мертв. Убийца мельком взглянул на тело капитана, и наши глаза снова встретились. Однако на этот раз в глазах незнакомца что-то мелькнуло. Он легко перепрыгнул через труп и направился ко мне.
Я поднял саблю, решив, что так просто он меня на тот свет не отправит. Но тут с кормы грянул сильнейший взрыв. Наши матросы так и не сумели преградить дорогу пламени, чьи языки быстро нашли бочки с порохом.
Под этот грохот меня сдуло с палубы. Я сделал круг в воздухе, испытав мгновение совершеннейшего покоя. Я не знал, жив я или мертв, целы ли у меня руки и ноги или чего-то уже недостает. Не знал я и куда упаду. Возможно, на палубу, сломав себе спину. А может, прямо на обломок мачты, и тогда меня проткнет насквозь. Наконец, я мог влететь в пылающий ад бывшего порохового склада.
Но я упал в море.
Я по-прежнему не знал, жив я или умер, нахожусь ли в сознании или нет. Погружение не было глубоким. Я плыл почти у самой поверхности, наблюдая причудливые узоры черных, серых и оранжевых пятен. Последние были огнем горящих кораблей. Мимо проплывали мертвецы с широко открытыми глазами. Казалось, они до сих пор удивлялись случившемуся. За ними, словно щупальца, тянулись зловонные внутренности и жилы. Неподалеку в водовороте крутилась покореженная бизань-мачта. Тела, запутавшиеся в обрывках снастей, тянули ее на дно.
Я подумал о Кэролайн. Об отце. О приключениях на «Императоре». Я думал о Нассау, где существовал только один закон – пиратский. И конечно же, я думал о своем наставнике Эдварде Тэтче Черная Борода, превратившем меня из капера в пирата.
23
Все эти мысли проносились в моей голове, пока я с открытыми глазами погружался все глубже в море, полное обломков и мертвых тел… Я осознавал происходящее как бы со стороны, словно это было с кем-то другим, а не со мной. Оглядываясь назад, я понимаю, что на какую-то долю секунды потерял волю к жизни.
А ведь Эдвард предостерегал меня против этой затеи.
– Лучше не связывайся с капитаном Брамой, – говорил он. – Потом вспомнишь мои слова.
Он оказался прав. И теперь за алчность и глупость мне придется расплачиваться собственной жизнью.
Эта мысль и помогла мне вернуть волю к жизни. Я схватился за нее, как за спасительный канат, и с тех пор не отпускал. Я заработал ногами, взмахнул руками и стал выбираться на поверхность, торопясь глотнуть воздуха и ужасаясь следам побоища между кораблями. Вынырнув, я увидел тонущий английский фрегат. Он уходил под воду, по-прежнему охваченный огнем. Кое-где догорали обломки и перемигивались большие тлеющие головешки. Вскоре вода погасила их все. Я был не единственным уцелевшим. Глаз различал фигуры спасшихся.
Я опасался появления акул. Мои страхи не были напрасными: акулы не заставили себя ждать. Над водой снова понеслись крики. Вначале крики ужаса, а затем, когда акулы устроили пиршество, – крики боли. Эти превосходили все, что я слышал во время сражения. Крики обреченных буквально разрывали серый, дождливый, пропахший гарью день.
К счастью для меня, мои раны оказались недостаточно серьезными, чтобы привлечь внимание хищников. Я поплыл к берегу. В одном месте прямо подо мной пронеслась акула. Я задел ногой за ее плавник. Я молил Бога, чтобы эта тварь не учуяла следов моей крови. Но акула торопилась туда, где «выбор блюд» был шире. По жестокой иронии, тех, чьи раны были серьезнее, эти животные атаковали первыми.
