– Что же это за семейство?
– Де Женуйяк, – ответил Годфруа.
– Де Женуйяк? – повторил Матален. – Вы меня поражаете, сударь. Мое удивление станет вам понятным, когда я скажу, что совершенно не знаком с этой семьей и что впервые услышал о нем от вас только сегодня.
– Вот как! Сударь, вы шутите? – спросил Коарасс.
– Ни в коем случае! – ответил маркиз. – Клянусь вам, что не знаю этого почтенного семейства и что не мог его оклеветать, поскольку никогда ни с кем о нем не говорил.
– Странно.
– Добавлю, что если бы вы не оказали мне огромную услугу, сделав меня своим должником, я принял бы ваше предложение и незамедлительно отправился бы скрестить с вами шпагу.
– Ваши слова следует расценивать как отказ?
– С учетом весьма необычного положения, в котором я оказался, благодаря вашему великодушному поступку, я должен сказать правду и готов перед кем угодно заявить, что никогда не сказал ни слова о господине или госпоже де Женуйяк, равно как и об их возможных наследниках.
– Вы готовы это подтвердить?
– Совершенно готов, потому что это правда. А те, кто обвиняет меня в этом проступке, лгут.
Речи маркиза повергли Коарасса и Мэн-Арди в изумление. Им было трудно отклонить предложение маркиза и уж тем более отказаться в него верить. Подумав, что его друг только что выбросил на ветер две с половиной тысячи франков для того, чтобы добраться до человека, совершенно не виновного в том, в чем его обвиняли, Годфруа не смог сдержать улыбки.
– Как бы там ни было, источником этих клеветнических измышлений в любом случае является ваше окружение.
– Да в чем, в конце концов, они заключаются? – спросил Матален.
– Вы якобы намекнули, что мадемуазель де Женуйяк изволила питать к вам слабость.
– Это ложь, ложь. Я никогда ничего подобного не говорил.
– Сей слух по городу разнесла некая старуха, как нам сказали, ведьма, поддерживающая с вами довольно тесные отношения.
– Меротт?
– Ах, сударь! – воскликнул Коарасс. – Вы прекрасно понимаете, о ком идет речь.
– Простите, но измышляя подобные гнусные выдумки в адрес семьи Женуйяк, эта Меротт могла преследовать некие собственные интересы, – возразил маркиз. – Что же касается меня, то я еще раз клянусь и даю слово чести, что не имею к этой мерзости ни малейшего отношения.
– Сударь, у нас не остается другого выхода, кроме как вам поверить. Однако вы пообещали подтвердить при свидетелях, что не имеете к этой клевете никакого касательства.
– Готов сделать это в любую минуту.
– Отлично. Мы сообщим о дне и часе, когда вам нужно будет выступить с подобным заявлением.
Разговор был окончен и молодые люди разошлись в разные стороны.
– Мы пошли по ложному следу, – сказал Годфруа другу. – Вполне очевидно, что этот тощий кот Матален непричастен к злоключениям госпожи де Блоссак.
– Значит, мы должны найти эту старуху и вытянуть из нее всю правду.
– Как ее назвал маркиз? – спросил Годфруа.
– Кажется, Меротт, – ответил Ролан. – Но где, к дьяволу, нам ее искать?
– О том, где она скрывается, нам может сказать лишь один человек – помощник королевского прокурора.
Двадцать пять минут спустя друзья уже направлялись к участку дороги на Тондю, который в обиходе называли «торговками рисом».
Полученные молодыми людьми указания, должно быть, оказались точными – они уверенно остановились перед бараком, больше напоминающим берлогу, нежели христианское жилище, и постучали в дверь.
К ним никто не вышел.
Не дождавшись ответа и потеряв терпение, Коарасс и Мэн-Арди изо всех сил заколотили руками.
– Эй! Меротт! Меротт! – вопили они.
Их призыв был встречен гробовой тишиной. Лишь метрах в двадцати пяти от молодых людей открылась дверь небольшого домика и в проеме показалось любопытное лицо молодой женщины.
Коарасс решил не упускать эту возможность навести справки.
– Прошу прощения, голубушка, некая Меротт, случаем, не здесь живет?
– Здесь, сударь, здесь.
– Ее что же, нет дома?
– Сударь, помнится, я от кого-то слышала, что она не появляется вот уже восемь дней.
– Хороши дела! – воскликнул Мэн-Арди.
– И потом, знаете, – продолжала услужливая соседка, – об этой старушке толком никто ничего не знает, поговаривают, что по субботам она направляется на ведьмовской шабаш.
– А сегодня как раз суббота. Ну что же, красавица, благодарю вас, подождем, когда она вернется домой на метле.
Эта шутка, по всей видимости, не принесла молодой женщине успокоения – она верила в колдуний и поэтому поспешно закрыла дверь.
– Единственное, что в данном случае не вызывает сомнений, – сказал Ролан, – это что мегера уехала невесть куда по каким-то своим делам.
– А зачем она вообще нам нужна? – спросил Мэн-Арди.
– Я хотел узнать, от кого она услышала эти клеветнические измышления.
– Но, по словам Маталена, она, скорее всего, выдумала их сама.
– В такое случае я бы ее наказал.
– Женщину? Будет тебе! Да и потом, наша главная задача – опровергнуть эту ужасную ложь, – добавил Годфруа. – Не забывай, что человек, которого называют соблазнителем мадемуазель Филиппины, готов публично выступить против этих гнусных слухов.
– А ведь ты прав, черт подери! К дьяволу старуху, пусть веселится на своем шабаше сколько душе угодно, нам она не нужна.
– Что будем делать?
– Пойдем к мадам Федье, которой мы должны нанести визит и извиниться за несколько странное поведение в ее салоне вчера вечером. Кроме того, мне нужно ее кое о чем расспросить.
Несколько минут спустя юные американцы уже сидели в салоне мадам Федье.
– Сударыня, вы должны нас простить, – сказал Мэн-Арди. – С самого раннего детства мы, сами того не сознавая, привыкли питать к графине де Блоссак уважение, считая ее святой. Услышав в тот вечер ее возмущенный голос, я не сдержался и устроил скандал.
– Я не держу на вас зла, смутьян вы этакий.
– Позвольте выразить вам за это нашу бесконечную благодарность.
– Что до меня, дети мои, то я очень сожалею о том, что в тот вечер произошло в моем доме. Эта мадам Газен не умеет держать язык за зубами, вот и натворила бед.
– У нее есть сыновья?
– Да, Ролан, но не ищите с ними ссоры.
– Однако…
– Я вам запрещаю. Я уверена, что малышка Филиппина сущий ангел. Чтобы доказать это, я хочу устроить в понедельник званый вечер и пригласить на нее мадам де Женуйяк с детьми.
