— Да нет же, совсем не то! Как бы это сказать? — И Мило беспомощно поглядел на Тактика.
Часовой пес, почесавшись задней лапой где-то возле полудня, проворчал:
— Я так думаю, тебя интересует не цифра, а самое-самое большое число, какое можно изобразить цифрами…
— Так бы сразу и сказали, — проговорил Математик, тем временем занявшийся измерением толщины стенок дождевой капли. — Ну-ка, назовите мне самое длинное, какое только можете, число.
— Девять триллионов девятьсот девяносто девять миллиардов девятьсот девяносто девять миллионов девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять, — протараторил Мило и затаил дыхание.
— Прекрасно! А теперь прибавим к нему такое же. И еще такое же. И еще такое же, — повторял Математик, пока Мило складывал. — И еще такое же. И еще. И еще. И еще. И еще. И еще. И еще. И еще. И еще.
— Когда же это кончится! — взмолился Мило.
— Никогда, — усмехнулся Матемагик, — за числом, до которого ты добрался, всегда будет стоять по крайней мере еще одно число, еще большее, — такое, что начни ты его выговаривать сегодня, до завтра не выговоришь.
— Где же, по-вашему, находятся такие невероятно большие, с позволения сказать, числа? — ехидно заметил Ляпсус.
— В том же месте, где и невероятно маленькие, — учтиво отвечал король. — Надеюсь, таковые вам известны?
— Ну разумеется, — пробормотал жучило, вдруг вспомнив, что у него есть неотложное дело в дальнем конце комнаты.
— Одна миллионная? — предположил Мило, пытаясь представить себе наименьшую из возможных долей.
— Приблизительно, — ответил король. — А теперь разделим ее пополам. И еще пополам. И еще пополам. И еще пополам. И еще пополам. И еще пополам. И еще пополам. И еще пополам. И еще пополам. И еще…
— Погодите! — вскричал Мило. — Этому что, тоже конца не будет?
— Какой же может быть конец, если любую половинку можно разделить пополам, и так до тех пор, пока она не станет такой маленькой, что начни ты ее выговаривать, она выговорится прежде, чем ты успеешь рот открыть!
— А где вы храните такую крошку? — Мило попытался представить себе, как может выглядеть подобное хранилище.
Матемагик отвлекся от измерений.
— Скажем так, хранится она в шкатулке, такой крошечной, что ее невозможно разглядеть, которая лежит в ящичке, таком крошечном, что его невозможно увидеть, который стоит в шкафчике, настолько крошечном, что его невозможно разглядеть, который находится в домике, таком крошечном, что его невозможно увидеть, который стоит на улочке, такой крошечной, что ее невозможно разглядеть, которая находится в городке, настолько крошечном, что его невозможно увидеть, который расположен в малюсенькой стране, такой крошечной, что ее невозможно увидеть, которая находится в мире, таком крошечном, что его невозможно разглядеть. — Тут он сел и, обмахиваясь платком, продолжил: — А все это приходится хранить в шкатулочке, такой маленькой, что ее и не видно… Одним словом, пойдем, я тебе покажу, где это.
Они подошли к одному из стрельчатых окон, а от того окна, одним концом привязанная к подоконнику, до самого горизонта и дальше тянулась по земле линия.
— Держись этой линии, никуда не сворачивая, — сказал Матемагик, — а когда доберешься до конца, сверни налево. Там и находятся пределы Бесконечности, в которых пребывает все наибольшее, наименьшее, наикратчайшее, наидлиннейшее, наивысочайшее и вообще все самое-самое.
— Нет, — покачал головой Мило. — Мне некогда. А нет ли пути покороче?
— Отчего же? Есть. Попробуй-ка по лестнице. — И он открыл дверь. — Она ведет туда же.
Мило выскочил за дверь и, перепрыгивая через две ступеньки, пустился вверх по лестнице.
— Подождите меня, — крикнул он Тактику с Ляпсусом, — я скоро вернусь!
Глава 16
Грязная Сплетница
Сперва он припустился, потом пошел медленней, потом еще медленней, и после долгого, очень долгого подъема, уже едва переставляя ноги, Мило наконец понял, что при всем старании ни на шаг не приблизился к верхнему концу лестницы и почти не удалился от нижнего. Еще некоторое время он шел через силу, пока, совершенно измученный, не опустился на одну из ступенек.
— Как же я не догадался, — ворчал он, вытянув усталые ноги и пытаясь отдышаться. — Эта лестница — все равно что та бесконечная линия, и я никогда не доберусь до ее конца.
— А тебе все равно там не понравилось бы, — тихонько ответил кто-то. — Бесконечность — убогое местечко. У них там никогда не сходятся концы с концами.
Мило, не поднимая тяжелой головы, покосился в сторону: он уже стал привыкать к тому, что в самые неподходящие моменты в самых странных местах к нему обращаются самые необыкновенные существа — и на сей раз не был разочарован. Рядом с ним на ступеньке стояла половинка ребенка, аккуратно поделенного пополам от макушки до пят!
— Не обижайся, что я так на тебя глазею, — сказал Мило после того, как неприлично долго разглядывал его. — В жизни не видел полребенка.
— Если быть точным, то меня не половина, а пятьдесят восемь сотых, — ответил тот левой (и единственной) стороной рта.
— Не понял, — сказал Мило.
— Пятьдесят восемь сотых, или ноль пятьдесят восемь, — уточнил тот, — это все-таки чуть больше половины.
— И что, ты всегда такой и был? — рассердился Мило: подобная точность показалась ему совершенно неуместной.
— Вовсе нет, — обиделись полребенка. — Пару лет назад меня было всего лишь сорок две сотых, и знаешь, как это скверно!
— А остальные, взрослые, они тоже такие? — спросил Мило уже более дружелюбно.
— Понимаешь, мы — обычная средняя семья, — отвечал тот со всей серьезностью, — мама, папа и два целых и пятьдесят восемь сотых ребенка. Так вот я — это и есть пятьдесят восемь сотых..
— Быть не целым человеком — это, наверное, не слишком приятно, — сочувственно заметил Мило.
— Да что ты! Наоборот, в каждой семье имеется в среднем две целых пятьдесят восемь сотых ребенка, так что мне всегда есть с кем поиграть. Кроме того, каждая семья владеет в среднем по одному и трем десятым автомобиля, а поскольку три десятых автомобиля водить могу только я, то они находятся в полном моем распоряжении.
— Погоди, — задумался Мило, — ведь средние цифры, они же не настоящие, а существуют только на бумаге.
— Ну и что из того? — отмахнулись пятьдесят восемь сотых ребенка. — Зато иногда они очень даже полезны. Сам подумай, если у тебя, к примеру, в кармане нет ни цента, но ты — не один, а в компании с четырьмя другими, у каждого из которых есть по десять долларов, стадо быть, у всех вас в среднем получается по восемь долларов на человека, разве не так?
