Книга Верь мне и жди - Ольга Тартынская

Мы подошли к ним, и ты представил мне каждого из ребят: гитариста Игоря, клавишника Геру Колокольцева (с ним мы после даже немного подружились), перкуссиониста Влада, ударника Петю и других. Были и музыканты из оркестра, включая молодого дирижера Андрея. Я сразу запомнила скрипачку Марину, интересную женщину немногим моложе меня. Она с интересом и даже с симпатией заговорила со мной, когда мы сели за соседний столик. И всякий раз, когда тебя от нас уводили или ты сам увлекался беседой с кем-то из знакомых, Марина занимала меня. Я даже заподозрила, что это ты поручил ей присматривать за мной.

Марина довольно бойко характеризовала присутствующих:

— Видите вот того мужчину с седой гривой? Это депутат Марков, разбогател на продаже нефти и газа. А вот эта дамочка с силиконовыми губами — известная телеведущая. Ну, этих попугайчиков вам, наверное, не надо представлять: «Звездный конвейер».

Я плохо знала попсовую эстраду, поэтому не обратила внимания на «попугайчиков». Но кое-кто все же поразил мое воображение: вульгарная особа с устрашающим бюстом и надутыми губами, сделавшая не одну подтяжку лица. Одетая как Белоснежка, она все равно напоминала резиновую куклу. Я решила, что эта особа перепутала клубы, однако Марина фыркнула:

— Известная певичка в стиле шансон Даша Капустина.

Мне сделалось скучно, я поискала глазами тебя. Марина угадала мои маневры.

— Николай там, — указала она куда-то в центр зала.

Я увидела тебя, весело смеющегося и оживленно беседующего со стильной брюнеткой, одетой в цветной наряд из кусочков шелка.

— Кто это? — спросила я Марину.

— Кажется, режиссер-документалист. Не помню, как фамилия, еврейская какая-то.

Держа в руках бокалы с шампанским, вы доверительно беседовали, и я почувствовала укол ревности. Дама-режиссер смеялась, трогала свои пышные волосы, свитые какой-то тесьмой, и стояла чересчур близко к тебе. Она была красива библейской красотой, жесты ее завораживали, а в улыбке было что-то инфернальное. Я уже не могла спокойно сидеть и слушать болтовню Марины. По счастью, она отвлеклась на своих знакомых и я могла следить за вами без помех. На нервной почве я выпила один за другим три бокала шампанского, и оно ударило мне в голову. Есть я не могла, хотя столы ломились от яств.

Когда на небольшую эстраду выскочили «попугайчики», мне захотелось танцевать. Однако я умела держать себя в руках даже в самой крайней степени опьянения. Ты вернулся, я предложила потанцевать со мной. «Попугайчиков» сменила неувядающая поп-дива, которая запела басом нечто надрывное. Многие танцевали, но ты усадил меня на место.

— Поешь чего-нибудь пока. — И опять ушел.

Народ вокруг быстро напивался и начинал чудить. Фотографы жадно фиксировали эти чудачества. Мне сделалось тоскливо. Марина, верно, тоже поднабралась. Она громко хохотала, шепчась с режиссером. Что было дальше, я плохо помню. Ты появлялся и исчезал. Я о чем-то горячо беседовала с Герой Колокольцевым — кажется, о музыке, о твоих песнях. Потом я смертельно устала и покорно ждала тебя.

Уже глубокой ночью мы поймали такси. Машину пришлось оставить на платной стоянке. Мы ехали молча, пока я не спросила:

— Зачем тебе это?

— Что? — не понял ты.

— Эти вечеринки, участие в глупых ток-шоу, дурацких передачах?

— Для рекламы. Это условие игры в шоу-бизнесе. Прежде чем представить программу, выступить с концертом, надо помелькать на телевидении, чтобы тебя вспомнили, заинтересовались, — терпеливо объяснял ты.

— Ну а подобные журфиксы для чего? Тоже для рекламы?

— И для нее, родимой. Еще на вечеринке можно встретить нужных людей…

— Как, например, эта дама в лоскутах? — брякнула я.

— Кто-кто? — засмеялся ты.

— Ты с ней долго разговаривал, — пробормотала я удрученно.

— Эта дама в лоскутах, как ты выразилась, хочет снимать фильм обо мне. О моем путешествии в Индию, о будущей программе…

— Она что, поедет с тобой? — испугалась я.

Ты опять рассмеялся:

— Да нет, женщин мы не берем, ты же знаешь.

А мне хотелось плакать, и я больше ни слова не произнесла. Ты поцеловал меня в висок и шепнул ласково:

— Малыш, не ревнуй. Я уже не пацан, чтобы бегать за каждой юбкой. И потом, у меня есть ты…

И мы вдруг стали целоваться, а водитель косился в зеркало заднего вида и ухмылялся.

Дома мы продолжили это сладкое занятие, побросав свои элегантные наряды где попало и свалившись на неразобранный диван… Господи, как мне было с тобой хорошо!..

Потом ты уехал в двухмесячный тур по стране, чтобы сразу после него отправиться в путешествие на Тибет. Нельзя сказать, что ты не думал, где я проведу лето и часть осени.

— Хочешь на Канары или Мальдивы? — спрашивал ты, будто не знал, что мне без тебя никуда не надо.

— Одной? Зачем? — пожала я плечами. И подумала: будь у меня ребенок, это имело бы смысл…

Мы собирались покупать квартиру сразу, как ты вернешься с гастролей.

— Я пока подберу квартиру, свою продам, — рассуждала я. — На это нужно много времени и сил. Вот и займусь.

(Я должна была продать свое гнездышко, так как денег определенно не хватало на то, что мне хотелось.)

— Хорошо. Я оставлю тебе телефон моего адвоката, его припаши.

В день отъезда я почти заболела от тоски, но силилась показать, что все благополучно. Собирая тебе чемоданы, каждую вещь незаметно целовала. Знаю, глупо, но что мне за дело! На столь долгий срок я отпускала тебя впервые. Тайком сунула в ворох одежды образок Николая Чудотворца — пусть он оберегает тебя в долгом путешествии.

Вы уезжали малым составом, без оркестра, на своем автобусе. Настоящие странствующие музыканты. Ты оставил мне на всякий случай ключи от студии. Чтобы не вязнуть в пробках, автобус отходил ночью. Выходя из дома, ты сетовал, что не научил меня водить машину, хотя собирался.

— Запишись на курсы! — попросил виновато.

Ты беспокоился, что я, проводив вас, одна буду ловить машину, чтобы доехать до дома.

— Да не провожай! Зачем?

Но мне очень хотелось побыть с тобой последние минуты, помахать тебе рукой.

Ты напрасно волновался, я была не одна провожающая. Возле дома на Войковской, где располагалась твоя студия, целая толпа шумела у автобуса. Несмотря на поздний час, все кричали, пели, спрыскивали отъезд шампанским. В предвкушении дороги и ты был оживлен более обычного. В черной бандане, красной майке и кожаной легкой куртке ты смахивал на вольного разбойничка. И настроение у тебя было какое-то… Утешало только то, что в вашем автобусе не было ни одной женщины.

Подошло время прощаться. Я изо всех сил крепилась, чтобы не плакать, — ты был так весел. Гера подмигнул ободряюще: