Далее была еще приписка от отца Иоанна. Говорилось там вот что:
«По прочтении сего распоряжения велено било мне братом покойного Федором спрятать сей документ. А равно и бумаги покойной госпожи Долентовской, и портреты супругов, и аграф яшмовый госпожи сей убиенной, с которым раб Божий Григорий не расставался во все дни свои последние. Все сложил я в шкатулку, и нынче же скрою ее от людских глаз в любом угодном месте, как то мне было велено. Не сказано же было и предавать огласке то, что господин Долентовский извел свою жену черным душегубством. Припишу еще, что раскаяние раба Божьего Григория было искренним и чистосердечным, и надеюсь душевно, что и моими молитвами душа его успокоится. Не успел только раб Божий поведать, где сокрыл покойницу. Черная немочь извела его в три дня, и поистине счастием и руцей[3]Провидения почел я то, что успел он исповедоваться и причаститься. Значит сие, что прощение для него возможно, о чем буду еще молиться. Отец Иоанн, 1735 года, ноября, шестого дня».
— О Господи… Вот и ответ… — Долентовский поднял глаза на жену.
— Какая страшная правда… — потерянно прошептала Катенька.
Алексей положил бумагу на стол и порывисто притянул жену к себе. Он ощутил огромное желание чувствовать биение ее сердца рядом со своим. И чтобы так было всегда, чтобы никогда он не осмелился причинить ей боль и зло ни вольно, ни невольно!
— Любимый… — услышал он нежный шепот около своего уха.
Губы его нашли ее мягкие разомкнутые губы.
— Любимая моя… — ответил он губам и прижался к ним самым нежным поцелуем, на который был способен.
Эпилог
1816 год
В конце лета того же богатого событиями года старая часть дома была сломана. У стены, выходящей в сад, работники нашли тело, по всему видно уже давно лежавшее в земле и закопанное туда уже после постройки дома. То была женщина. На ней сохранились остатки платья и того покрова, в который тело было когда-то укутано. Алексей хотел было скрыть эту страшную находку от жены, но после рассудил, что ей надо об этом рассказать. Ведь именно ей являлся призрак, и являлся он в стенах старой горницы. Несомненно, это была неприкаянная душа Катерины Николаевны, жены Григория, которую тот убил, как он писал, «по неосторожности и из сильного гнева».
После сельский священник отслужил заупокойную, и тело предали земле по христианскому обряду.
…В который раз Алексей подумал тогда о собственном везении и о своей любви. Приведись ему потерять Катеньку, он бы долго не протянул. А если бы не умер телесно, то умер бы в душе.
Но Алексею нечего было бояться, потому что Провидение отпустило супругам жизнь долгую и, главное, счастливую, в чем и Катенька, и Алексей имели возможность убеждаться каждое мгновение и каждый прожитый совместно год.
