Значит, Барбара снова дразнит Джейн, а ее, Люсии, нет с ними, чтобы защитить младшую дочь!
Сжимая письмо в руке, она повалилась на постель. Грудь затопила волна отчаяния и горького раскаяния.
— О, Дженни, малышка! — простонала Люсия. — Барбара… Доченьки мои!
Невыносимо было думать о том, что их разлучили, что она не может с ними увидеться, поговорить, приласкать. Она знала, что будет дальше. Джейн больше не сможет отправлять ей письма — Гай и Элизабет об этом позаботятся. Скоро девочкам объявят, что мама никогда не вернется. Барбара немного расстроится, поплачет, но быстро утешится, а Джейн будет этим сражена — она почувствует себя брошенной, преданной. «И это самое ужасное, — думала Люсия. — Джейн перестанет мне доверять».
Хотя письмо Джейн расстроило ее, возбудив мучительные воспоминания и страстное желание обнять дочерей, Люсия все равно не жалела о том, что совершила. Это чувство вины и раскаяния скоро пройдет без следа. В глубине души она знала, что, появись у нее сейчас возможность вернуться домой, к своей прежней жизни, она бы этого не сделала. О, теперь она уже ни за что не согласится вернуться к Гаю и оставить Чарльза!
Наконец поток слез иссяк, Люсия положила письмо дочери в сумочку и встала. Нельзя, чтобы Чарльз видел, что она плакала. Надо быстро привести себя в порядок.
Люсия бросилась к туалетному столику и приложила к горящим векам ватку, смоченную прохладным лосьоном. Стягивая брюки, она размышляла, что ей делать с Джейн. Бедняжка будет ждать ответа на свое письмо. Может быть, попытаться послать ей весточку? Но позволят ли ей Гай и Элизабет прочесть письмо от матери?
Она закончила переодеваться, накинула белый льняной пиджак поверх красно-белого платья в марокканском стиле, повязала волосы голубым шарфом и быстро спустилась в вестибюль.
Она уже решила, как поступить. Возможно, это немного опрометчиво с ее стороны, но после письма Джейн она была сама не своя. С лихорадочным румянцем, решительно закусив губу, Люсия заперлась в телефонной кабинке и заказала разговор с Марлоу.
Она знала, что Гай вряд ли возьмет трубку — ответит ей либо Элизабет, либо кто-то из горничных. Тонкая изящная рука, державшая трубку, слегка дрожала — Люсия страшно разволновалась оттого, что сейчас, возможно, ей удастся поговорить с кем-нибудь из детей. Она понимала, что не переживет этот вечер, если не сможет с ними как-то связаться — так сильно расстроило ее короткое трогательное письмо Джейн.
«Только ни в коем случае нельзя плакать или говорить глупости, — твердила себе Люсия. — Надо быть спокойной и рассудительной».
Наконец длинные гудки прервались и раздался голос Клары.
Люсия сказала:
— Клара, это… миссис Нортон… Я хочу поговорить с мисс Уинтер.
Если горничная и удивилась, она этого ничем не выдала — была отлично вышколена — и спокойно ответила:
— Боже, я так рада вас слышать, мадам. Надеюсь, у вас все в порядке?
— Да, все хорошо, спасибо, Клара.
— Мы все так скучаем без вас, мадам.
— Спасибо. Спасибо тебе большое. — Люсия была очень тронута. Сейчас позову к телефону мисс Уинтер, мадам, она в саду с мисс Барбарой.
— А где мисс Джейн?
— Она в постели, мадам. У нее сегодня немного поднялась температура, поэтому мисс Уинтер не велела ей вставать.
У Люсии сжалось от страха сердце. Малышка Джейн лежит в постели с температурой. Плохие новости. Она больше не стала ничего спрашивать и с трепетом ждала, когда к телефону подойдет мисс Уинтер.
Наконец раздался голос Элизабет — спокойный, вежливый, до боли знакомый:
— Я не ожидала, что вы позвоните. Не знаю, разумно ли это…
— Разумно или нет, мне все равно, я должна знать, как там мои дети. Вы же мне об этом и двух слов не написали.
— Я не знала, что писать, собственно говоря…
— Элизабет, мне нужно знать только одно: как дела у детей.
— Я вам отправила второе письмо сегодня утром — вкратце сообщила о том, что у Джейн подскочила температура. Скорее всего, это просто на нервной почве, но доктор Фрейзер считает, что ей нужно удалять миндалины.
— И вы согласились на операцию?
— Нет пока, мы еще ничего не решили. Доктор Фрейзер просил меня поговорить об этом с Гаем. Я сообщу вам, что он решит.
Люсию пронзила острая жгучая ревность. Только сейчас ей стало ясно, какой она стала бесправной, теперь с ее мнением никто не считается, даже по таким важным вопросам, касающимся здоровья детей. Их здоровье, образование — вообще их судьба отныне целиком зависит от отца… и гувернантки.
— Боже, какой ужас — Джейн будут делать операцию, а я даже не смогу ее утешить, ободрить!.. Но, разумеется, если это необходимо, пусть делают.
Помолчав, Элизабет сказала:
— Знаете, вам лучше сюда не звонить. Гай может взять трубку.
Люсия не стала скрывать своего возмущения:
— Я буду звонить еще, если сочту нужным, мисс Уинтер. Меня беспокоит Джейн. Она прислала мне письмо на бабушкин адрес. Мне показалось, девочка без меня ужасно скучает.
— Не похоже, — ответила Элизабет. — Я не заметила, чтобы она тосковала. У нас эта неделя прошла очень весело. Погода выдалась отличная, и девочки купались по два раза в день. Вчера к нам приезжали в гости братья Уоллесы, и миссис Уоллес покатала всех детей на машине, а потом они вместе пили чай. Мне показалось, что Джейн веселилась как ни в чем не бывало.
Люсия до боли закусила губу. Неужели Элизабет говорит ей все это нарочно? Хочет показать, что дети без нее вовсе не скучают? Нет, не может быть, Элизабет не такая. Она рассудительна и говорит только правду. А может быть, в самом деле у Джейн все хорошо? Маленькие дети так переменчивы, так быстро все забывают. Сейчас им грустно, а вот, пожалуйста — они уже хохочут вовсю. Наверное, то письмо было написано в минуту печали, когда Джейн затосковала по маме, а через пять минут уже весело играла с кем-нибудь.
— Что ж, я рада, что Джейн не скучает, — сказала наконец Люсия. — Мне хочется, чтобы обе девочки были веселы и счастливы. С Барбарой все хорошо?
— Абсолютно.
— А что им сказали про меня?
— Э-э… мне неловко говорить об этом по телефону. Вчера Гай приехал домой в первый раз после вашего ухода. Все это время он ночевал в городе. Мы с ним обсудили положение, и он сказал, что теперь ему нельзя жить в доме… вдвоем со мной, понимаете? Люди могут сделать неправильные выводы только из-за того, что я не старая седовласая дама, а Гаю теперь надо быть вдвойне осторожным.
— Понятно. И что он решил?
— Он решил, что будет жить в Лондоне, а сюда приезжать только на выходные, со своими друзьями и знакомыми. Я буду здесь одна с девочками до конца летних каникул. Потом Джейн пойдет в школу-интернат.
