– Полок еще приделать и наш камин за стенкой растопить, так и париться можно.
Что представилось Люсьену – неизвестно, но, возможно, корабельная кают-компания, на которую комната теперь тоже немного смахивала. Люсьен вздохнул, поскучнел, а днем вновь принялся обзванивать рекрутинговые конторы, набирающие на суда моряков.
Старания Дятла оценили и доверили ему святая святых квартиры-расчески – кухню с ванной. Теперь постукивания неслись с другого конца коридора. Папочка в шутку стал говорить Ие, что надо бы к Дятлу приглядеться: мал золотник да дорог, а между комнатами можно сделать арку.
Но Ия все это уже не разбирала, слушала вполуха и, вообще, уже несколько месяцев присутствовала в квартире хоть и ежедневно, но формально. Не за горами очередной Новый год. Ей казалось, что она, как в детстве, разворачивает и разворачивает яркую упаковку подарка, слой за слоем, а внутри что-то удивительно прекрасное. Такое, чего у нее еще никогда не было. Хотя, может, и было, но новое – всегда немного иное. Она влюбилась. В мужчину.
* * *
С недавних пор их стали отправлять в командировки на открытие филиалов. В августе по плану стоял Ульяновск. Туда и обратно ехали через Москву: так было то ли короче, то ли дешевле.
В поезде набились в одно купе. Смеялись, пили вино, играли в «крокодила». Дошумелись до начальника поезда, который обещал ссадить самых веселых пассажиров на первом же полустанке. Ия живо представила себя на ковре у учредителя, отчитывающейся о том, почему группа не доехала до места назначения и провалила торжественное открытие офиса в городе на Волге, и сразу протрезвела. Угомонила остальных и легла спать.
Но заснуть не могла. В ногах ее сидел молодой компьютерщик. Тот самый, который успешно проскочил испытательный срок, пока она ухаживала за Папочкой в больнице.
Теперь он ее особенно не волновал. К тому же на него можно было положиться в сложных технических вопросах. Ехали они в одном купе и по дороге даже как будто немного дружили.
– Если вас высадят, я дальше не поеду, тоже с вами выйду, – твердо говорил он в темноте.
«Какая корпоративная солидарность», – думала про себя Ия, а вслух говорила:
– Полезай спать, никто никого не высадит. Не свались только сверху, а то всех передавишь.
Ростом он был под два метра, сложения самого крепкого и с трудом помещался на верхней полке.
В поезде до Москвы он первым делом подъел собранные Папочкой в дорогу запасы. Ия искоса смотрела, как исчезают со стола бутерброды и рулеты жареных баклажанов, и старалась быть великодушной. Жадность в командировках не приветствовалась.
– Сложно, должно быть, прокормить такое тело! – не выдержала начальница отдела рекламы, видимо, тоже имевшая виды на баклажаны.
– Угу, – мычал и энергично работал челюстями компьютерщик, сидевший на полке рядом с Ией, плечом к плечу.
В поезде до Ульяновска он подъедал запасы, купленные в Москве, но их почему-то уже не было жалко. Ие казалось, что она кормит большую ласковую собаку, подрастающего щенка сенбернара, она испытывала к нему почти материнские чувства.
Вечером они стояли у приоткрытого окна в коридоре вагона, смотрели на мелькающие поля, деревни, реки, заходящее солнце и молчали. Говорить не хотелось. Теплый ветер трепал волосы, пахло дымом проносящихся мимо поездов, печным дымком из деревенских домов, тянуло тонкой травяной дымкой с полей. Поезд раскачивал и иногда кидал друг на друга. Ие хотелось, чтобы машинист свернул на другой путь, запасной, пронесся мимо Ульяновска и мчался среди полей. Долго, может, всю жизнь. Должен ли стоять рядом компьютерщик, Ия не думала. Она не отделяла его от ветра, дымка, полей и командировки.
Приехали они вовремя и поселились в огромной пустой гостинице на берегу Волги, напротив Ленинского мемориала. Башня в двадцать три этажа возвышалась над окрестными деревянными домиками.
«Ульяновск – город контрастов» – первое, что приходило в голову у подножия каменного монстра. Когда-то здесь кипела жизнь, приезжали делегации из социалистических стран и союзных республик, проводились съезды, слеты, сборы и все, что могло проводиться на родине вождя мирового пролетариата.
На смену былому многолюдью, многоголосью пришли тишина, запустение, сонный администратор в холле. В коридорах гуляли сквозняки, двери скрипели и хлопали. Поселили их почему-то на двадцатом этаже, который насквозь продувался волжским ветром. К вечеру почти вся группа оказалась простужена.
Ия тоже чувствовала себя больной, разбитой, несчастной и оттого маленькой. Хотелось капризничать, лежать в постели, натянув одеяло до подбородка, хныкать, хандрить и пить чай с малиновым вареньем. Она давала слабину ночами, воображая, что нежится в постели весь день, а утром мчалась по присутственным местам. Со времен Ильича здесь мало что изменилось: жизнь текла медленно и всячески сопротивлялась навязанному ей быстрому ритму. Стало казаться, что не уложатся они в отведенную на командировку неделю.
Но звонки учредителей и шипение в трубке бодрили сильнее, чем шипучие таблетки аспирина. До конца недели Ия доползла по-пластунски. По крайней мере, так ей самой казалось.
Отгремел арендованный духовой оркестр, улетели в высокое голубое небо над Волгой воздушные шары, открылся офис в Ульяновске. Последний день по традиции был отведен знакомству с городом и разному.
Экскурсия оказалась пешей, ленинские места располагались кучно, так что ходили они практически вокруг гостиницы. Ия накупила железных значков с Ильичем для Папочки и Люсьена, сфотографировалась в пионерском галстуке. Потом они катались по Волге на катере и на автобусе переправились на другой берег по императорскому мосту. Новый «президентский» мост тогда еще не был построен, его гигантский скелет тянулся с берега, на котором возвышалась гостиница, и обрывался на середине реки.
В автобусе Ия смотрела в одну точку – стекло за спиной водителя. Во время речной прогулки ее укачало, и теперь она глубоко дышала и не отвлекалась на мелькание по сторонам.
Впереди сидел компьютерщик и тоже смотрел в стекло. Она остановила взгляд на его глазах и думала о том, что, пожалуй, зря села в автобус. И немного о том, что глаза у него красивые, черные, и волосы черные, и немного он похож на Жерара Депардье своим массивным, неотесанным корпусом, и совсем он маленький – двадцать лет, а она – старая двадцатишестилетняя тетка. Они ехали по мосту, сцепившись взглядами в отражении, словно взявшись за руки, и опять стало хорошо, как в поезде, и хотелось, чтобы берег, как горизонт, все убегал вдаль, а мост разворачивался и разворачивался вслед за ним.
Вечером в самом модном магазине Ульяновска она купила короткую атласную розовую сорочку с кружевом на груди. В номере надела ее и долго стояла возле окна, вглядываясь в темноту и угадывая шум реки далеко внизу.
На обратном пути между поездами у них был почти целый день в Москве. Ия переживала, что простужена, нос ее распух от насморка, саднит и похож на розовый поросячий пятачок. Днем была назначена встреча с очередным потенциальным «отцом», с которым долго общались в Интернете и виртуально казались друг другу почти идеальной парой единомышленников. Они и впрямь могли составить пару – как правая перчатка перчатке левой.
