Она не знала, сколько времени прошло, когда ее голова наконец перестала кружиться.
– Я был не прав, – прошептал Берк. Он провел пальцами по ее горевшим щекам. – Я думал, что ты красива в порыве страсти, но после ты выглядишь еще красивее.
Она заставила себя приоткрыть глаза, чтобы сквозь полуопущенные веки увидеть его лицо.
– Ты тоже неплохо выглядишь, – ответила она.
В горле пересохло, и она мечтала о том, чтобы найти силы дойти до стакана с водой.
На губах Берка появилась хитрая улыбка:
– Ты находишь?
Он выглядел таким влюбленным, что она не могла не улыбнуться ему в ответ. Слегка повернувшись к нему, она скопировала его позу.
– Нахожу. Весь взъерошенный и сексуальный.
Тебе следовало бы всерьез подумать о возможности заняться таким бизнесом. Женщины в спальне отдали бы тебе все, что бы ты ни попросил.
От его смеха затряслась кровать.
– Это неплохая идея, – он сильнее сжал ее запястья. – А ты не хочешь попробовать очаровать мужчин на каком-нибудь вечере?
– Конечно, – ответила она. – Я уверена, что они все будут сражены наповал сексом с беременной женщиной.
Проводя костяшками пальцев по ее животу, он сказал:
– Мое внимание это точно привлекло бы. Беременные женщины меня заводят.
– Ты серьезно?
– Ммм-хмм. Конечно, я не совсем обычный. У будущей мамы, по моим представлениям, должны быть длинные волнистые золотисто-каштановые волосы, сливочная фарфоровая кожа и шесть крошечных веснушек, разбросанных по носу, – он потрогал каждую из них кончиком пальца.
– А еще тебя заводят женщины с изжогой и отекающими лодыжками, похожими на арбузы? Ты больной и извращенный человек.
– Говори что хочешь, но я не могу дождаться, чтобы увидеть, какой большой ты станешь. Если у тебя изжога, я принесу тебе стакан молока. А если у тебя опухли лодыжки, я заставлю тебя лечь и сделаю отличный расслабляющий массаж.
– Уж не собираешься ли ты включить в условия контракта и принятие родов? – спросила она весело.
Она ожидала, что он засмеется ее шутке, но Берк ответил совершенно серьезно:
– Я бы так и сделал, если бы мог.
Ком подступил к ее горлу, она с трудом ему улыбнулась и прошептала:
– Я знаю, что ты сделал бы это.
– Но тебе не стоит беспокоиться. Я уже нанял лучших врачей и сиделок. А если что-нибудь пойдет не так – хотя я уверен, что все будет хорошо, я отвезу вас в любое место на земле, где вам с ребенком будет лучше, или привезу самых хороших докторов.
– Спасибо. Но я уверена, что всего этого не понадобится. Я чувствую себя хорошо, и доктор Кокс заверяет меня, что беременность проходит нормально.
Они некоторое время молчали.
Это было так чудесно: их крепкие объятия, доверительная близость, легкая и дразнящая беседа после занятий любовью. Она хотела, чтобы это было первым шагом к продолжительным отношениям. И еще она не хотела, чтобы их непринужденный, ничего не значащий разговор о его предпочтении беременных женщин закончился.
– Я нанял дизайнера по интерьерам, – неожиданно сказал он. – Я хочу, чтобы он переделал гостевую комнату в детскую.
Мысленно Шеннон перенеслась в комнату, в которой спала, пока была у него в пентхаусе. Затем она представила ее в пастельных тонах, с клоунами на стене и игрушечным медвежонком, сидящим в углу маленькой кроватки.
А может, профессиональные дизайнеры больше не используют клоунов и медвежат? В любом случае, она была уверена, ребенок будет окружен прекрасной и доброй атмосферой и замечательными игрушками.
– Она осмотрела комнату, сделала кое-какие замечания и прислала по факсу несколько предварительных эскизов, – продолжал Берк. А через мгновение добавил:
– Я уволил ее в тот же день. Я не хочу, чтобы кто-то чужой оборудовал комнату нашего ребенка. Я хочу, чтобы ты… мы это сделали.
Я даже хотел бы сам покрасить стены и повесить занавески. – Он тихонько засмеялся. – Возможно, я закрашу краской окно или отобью молотком палец, но это неважно. Мне просто хочется это сделать самому.
Его серые глаза потемнели, а лицо стало серьезным. Он так сжал ее пальцы, что она подумала: еще чуть-чуть – и у нее появится кровь.
– Пойдем со мной домой, Шеннон. Выходи за меня замуж и воспитывай со мной ребенка. Роди мне еще детей. Помоги мне украсить детскую и купить дом побольше, чтобы завести щенка, когда будет нужно.
Его голос почти дрожал, пока он говорил, такой серьезной интонации она еще никогда не слышала от него. Но он не сказал одну-единственную вещь, которую она так ждала от него услышать. Он не сказал, почему хотел ее, и ей отчаянно, отчаянно нужно было знать, любил ли он ее так же сильно, как она его.
– Я пойду с тобой домой и выйду за тебя замуж, сказала она медленно, – если ты ответишь мне на один вопрос. Но ты должен ответить на него предельно честно.
Тень волнения мелькнула на его лице, но он только кивнул в ответ:
– Спрашивай.
К ее горлу подступил комок при мысли о том, что его ответ может решить ее судьбу. Но в любом случае ей необходимо знать. Она не сможет провести с ним жизнь, если он ее не любит. И она не хочет отдаляться от него, если он любит ее.
Ее сердце колотилось о грудную клетку, а руки были мокрые, как Ниагарский водопад. Она облизнула губы и тихо сказала:
– Ты любишь меня?
По тому, как побледнело его лицо, по испуганному взгляду и наступившей тишине Шеннон поняла, каков будет ответ. И чтобы он не увидел, какую боль причинило ей выражение его лица, она отняла свою руку и выпрыгнула из постели.
– Шеннон, подожди.
Но она не стала ждать. Подняв плед с пола, она завернулась в него и побежала в ванную. Она не ответила и не обернулась.
Уже за закрытой дверью она услышала скрип кровати. Через секунду он стучался в дверь.
– Шеннон, пожалуйста. Позволь мне объяснить.
Поменяв плед на фланелевую пижаму, висевшую на двери, она стояла посреди ванной комнаты, крепко схватившись руками за холодную раковину, и смотрела на свое бледное, измученное отражение в зеркале. Взъерошенные волосы, тяжелые веки и глаза такие темные, что казались почти черными.
Она вся дрожала, и если бы не держалась за раковину, то упала бы.
– Шеннон, – снова позвал Берк приглушенным голосом. – Выйди из ванной, нам надо поговорить.
Пожалуйста.
Ей было невыносимо трудно говорить. Она просто хотела, чтобы Берк скорее ушел, оставил ее наедине с безумной болью, разочарованием и разбитыми мечтами.
– Хорошо, – продолжал он. – Если ты не выйдешь, мне придется говорить отсюда.
