Я бросился к письменному столу. Когда Софи приходит, я всегда ее встречаю здесь.
На сей раз первым вошел в кабинет Грегор. Посмотрел на меня и расплылся в улыбке.
Опять забыл! Моя лысина! Теперь и Грегор еще будет смеяться надо мной! Ну сколько можно?!
И тут вбежала Софи:
— Фредди!
Я встал на задние лапы и помахал ей. Интересно, как она отреагирует на мою лысину?
Софи подошла к столу:
— Вот, Фредди! Смотри, что я тебе принесла! — Она открыла пакетик и достала оттуда мое традиционное угощение. Потом внимательно посмотрела на меня. — Да, наверное, подойдет.
Я удивился. Что она имеет в виду?
— У меня еще для тебя кое-что есть, — сказала Софи и достала из сумочки свой подарок.
Маленький бумажный шлем.
Она сделала его из тончайшей мягкой тканной бумаги, и, когда она водрузила его мне на макушку, я даже не почувствовал его, такой он был легкий.
— Ну что? Годится, Фредди?
Я кивнул.
Потом мы все собрались в гостиной.
Мастер Джон сообщил нам, что собирается сменить замок на дверях и сделать специальный «кошачий лаз».
— Чтобы наш Уильям мог иногда выходить на прогулку, — объяснил он.
«Не трудно догадаться, куда он отправится гулять!» — подумал я.
— Да, Грегор, давно хотел тебя спросить, — сказал мастер Джон. — А что это за мелодия, которую ты тогда играл, когда мы выманивали доктора Дитриха? Какая-то очень знакомая музыка.
— Это из одного старого вестерна. Мелодия, которой мексиканцы нагоняли ужас на своих врагов из Техаса. Считалось, что услышавший эту мелодию проиграет сражение.
— Да, верно. Теперь вспомнил. А ты не мог нам ее как-нибудь сыграть еще раз?
— Запросто. Хоть сейчас. Труба у меня в машине.
Когда он начал играть, мне сделалось так худо, что я чуть не умер. Каждый звук напоминал мне о том страшном дне…
Я рассказал потом об этом мастеру Джону.
— Прости меня, дружок! — искренне извинился он. — Я не подумал. Извини, правда. Это было глупо с моей стороны.
Мне действительно было страшно вспоминать обо всем этом. Но еще страшнее было представить себе, что это воспоминание никогда не оставит меня. Что оно будет все время возвращаться. Что я буду лежать у себя в гнезде и говорить себе: «Забудь, забудь, забудь», а оно будет наваливаться на меня тяжелым камнем и давить, давить, давить…
Мастер Джон задумчиво смотрел на меня.
— Знаешь что, — сказал он после некоторой паузы, — а почему бы тебе не написать обо все этом?
Я содрогнулся от ужаса.
— Написать о том, как я лежал распластанный на операционном столе? — быстро напечатал я на компьютере.
Он кивнул.
— Понимаешь, Фредди, я думаю, что это стоит сделать. Пока вся эта история сидит у тебя внутри, она будет мучить тебя. Ты будешь все время вспоминать о ней.
— А разве когда я буду писать, я не буду мучиться воспоминаниями?
— Нет. Ты просто будешь писать. И тогда поймешь, что все это только история. История, которая уже закончилась. Прошла, понимаешь?
Я кивнул.
И последовал совету мастера Джона.
Я записал все, что пережил в лаборатории доктора Дитриха. Не могу сказать, что мне это доставило большое удовольствие. Но одно могу сказать наверняка — страх отступил. Моя история превратилась в текст.
Мастер Джон даже считал, что мы вполне можем опубликовать его. Только так, чтобы никто не догадался, что ее написал настоящий золотой хомяк.
Ведь как доктор Дитрих догадался, что это именно я написал тот первый роман?
Не скажу.
Не хватало еще, чтобы объявился какой-нибудь новый доктор.
Меньше всего мне хочется, чтобы в очередной раз мне пришлось писать:
Все началось той ночью…
