– Если это правильный зонтик, ты имеешь в виду, – однажды постаралась прояснить Хайди.
– Привереда Хайди, любой зонтик, какая разница?
– Ветреница Макси, там может оказаться Тед Банди.
Что сегодня вечером оказывается чем-то вроде вообще-то. Максин под какими-то строительными лесами пережидает краткое обострение ливня, как вдруг начинает осознавать некое мужское присутствие. Соприкасаются зонтики. Чужаки в ночи, переглянулись… Нет постой, тут что-то другое.
– Вечер, миз Тарнов. – Он протягивает визитку, в которой она признает копию той, что ей передал накануне вечером Эрни. Эту она не берет. – Все нормально, никаких чипов ГСП[49]или чего-то.
Ойёй. Ебаный голос, звучный, перетренированный, фонит липой, как холодный звонок на факс. Она быстро зыркает искоса. К полтиннику, полночно-бурые ботинки, таково представление Элейн о симпатичной обуви, тренч с высоким содержанием полиэстера, еще с начальной школы как раз от такого рода субъектов все, включая ее саму, предупреждали ее держаться подальше. Поэтому, разумеется, начинает она с того, что ляпает.
– Такая уже есть. Это вы собственной персоной, Николас Виндуст, мне сдается, никакого подлинного УЛ[50]не носите, федерального ордера или типа того? просто осторожный гражданин, видите, стараюсь внести свою лепту в борьбу с преступностью? – Когда она уже затыкаться научится? Неудивительно, что Пограничная Публика от нее не отлипает, их сезонные домотки до нее – фактически обновления паранойяльной калибровки, и она игнорит их, на свой страх и риск. Так что со мною не так, не понимает она, у меня что, какой-то синдром навязчивой приятности? Я и впрямь, что ли, дошла до ручки, как мне об этом Хайди сообщает?
Он меж тем щелкнул неким карманным предметом кожгалантереи и раскрыл его, тут же снова закрыл. Могло оказаться членской карточкой «Костко», чем угодно.
– Послушайте, вы правда можете нам очень помочь. Если не будете против пройти в Федеральное здание, это не займет…
– Вы совсем охуели?
– Ладно, как тогда насчет «Ла Чибаэньи» на Амстердам? То есть вас по-прежнему могут опоить и похитить, но кофе там будет лучше, чем в центре.
– Пять минут, – цедит она. – Считайте это ускоренным допросом. – Зачем она позволяет ему даже столько? Нужда в родительском одобрении и через тридцать, сорок лет? Шикарно. Конечно, Эрни до сих пор верит, что Розенберги невиновны, и презирает ФБР и всех клонов оного, а Элейн по-прежнему страдает от недиагностированного синдрома НЕ, сиречь Навязчивой Енты. Помимо этого, что-то в нем, непреклонное, как автомобильная сигнализация, вопит Не Приемлемо. Джеймсу Бонду-то легко было, бритты всегда могут положиться на акценты, где у тебя смок, многотомное собрание классовых означающих. В Нью-Йорке же у тебя только ботинки.
В кой момент ее анализа дождь немного ослабел, и они достигли китайско-доминиканского кафе «Ла Чибаэнья». Это же мой район, запоздало приходит ей в голову, а если меня кто-то увидит с этим мудаком?
– Можете попробовать катибиас Генерала Цзо, их очень хвалят.
– Свинина, я еврейка, что-то в Левите, не спрашивайте. – На самом деле Максин проголодалась, но заказывает один кофе. Виндуст себе хочет «морир соньяндо» и мило болтает о нем на доминиканском диалекте с официанткой.
– «Морир соньяндо» здесь просто фантастика, – сообщает он Максин, – старый чибаоский рецепт, передаваемый в семье из поколения в поколение.
Максин по случаю знает, что это хозяин бродит на задах и закидывает «Кремсиклы» в блендер. Раздумает, не посвятить ли Виндуста в это знание, – и тут же раздражается от того, до чего рефлексивно-премудро все это прозвучит.
– Так. Это про моего зятя было? Он вернется через пару недель, сами с ним можете поговорить.
Виндуст слышимо выдыхает через нос, скорее от сожаления, чем в раздражении.
– Хотите знать, от чего в последнее время нервничают все службы безопасности, миз Тарнов? Некая компьютерная программа под названием «Промис», первоначально разработанная для федеральных обвинителей, чтобы окружные суды могли совместно пользоваться данными. Она работает безотносительно языка, на котором написаны ваши файлы, даже безотносительно операционной системы, которой вы пользуетесь. Русская мафия продавала ее ковролетам, а что важнее – Моссад щедро путешествовал по всему миру и помогал местным агентствам ее устанавливать, иногда в виде премии за продажу добавлял курс крав-маги.
– А иногда – ругелах из пекарни, не жидофобская ли нота мне тут начинает слышаться? – Что-то в его лице скособоченное, замечает она, не уверена, что именно, похоже, он побывал в парочке драк. Складка-другая, какое-то непередаваемое напряжение, зарождение той рябой текстуры, что иногда бывает у мужчин. Неожиданно точный рот. Губы сжаты, когда не говорит. Ждать чего-то, отвесив челюсть, такой не станет. Волосы у него еще не просохли после дождя, подстрижены коротко и прилипли к голове, пробор справа, седеет… Глаза, быть может, слишком много чего повидали и на самом деле им лучше скрываться под темными очками…
– Алло?
Не очень хорошая это мысль сейчас, Максин, так вот отплывать в задумчивость. Ладно:
– И потому, что я еврейка, вам взбрело в голову, что мне будет интересно послушать про еврейский софт? Каждый квалификационный цикл вас, видимо, заставляют ходить на какой-то семинар по навыкам общения?
– Без обид, – его ухмылка, выдавая иное, – но в этой программе «Промис» тревожит то, что в нее всегда встроен черный ход, поэтому, когда б ее ни устанавливали на компьютер правительства где бы то ни было на свете – в правоохранительных органах, разведке, особых операциях, – тот, кто знает про этот черный ход, может запросто в него проскользнуть и устроиться там как дома – где угодно, – и тут окажутся скомпрометированы любые секреты. Не говоря о том, что там есть пара израильских чипов, крайне сложно устроенных, которые Моссад, как известно, устанавливает одновременно, не обязательно информируя об этом клиента. Чипы эти делают вот что – роются в информации, даже если компьютер выключен, удерживают ее, пока сверху не пролетит спутник «Офек», затем передают на него всё, единым пакетом данных.
– Ох нечестные какие эти евреи.
– Израиль за нами не шпионит, по-вашему? Помните дело Полларда еще в 1985-м? даже левые газеты вроде «Нью-Йоркских времен» эту историю печатали, миз Тарнов.
Насколько правым, спрашивает себя Максин, должен быть человек, чтобы считать «Нью-Йоркские времена» левой газетой?
– Значит, Аврам работает тогда над чем, чипами, софтом?
– Мы думаем, он Моссад. Может, и не выпускник Херцлии, но, по крайней мере, из их гражданских кротов, они таких называют саяним. Сидит где-то на постоянке в Диаспоре, ждет звонка.
