Край родной — сухой листок,
Уносимый в пустоту.
Долго ли ему плясать
На ветру под снегом?
Край родной — сухой листок…
Какая душераздирающая мелодия!.. Мая играла, закрыв глаза, а у огромного Мило текли ручьем слезы.
Теперь Ассельдоры исполняли только печальные мелодии. Серенады, колыбельные…
Мо задыхался под тяжестью всеобщего отчаяния. Он не узнавал своей семьи. Радость покинула родные стены, хранящие столько счастливых воспоминаний.
Госпожа Ассельдор продолжала петь, так же бесшумно шевеля губами. Следующий куплет был еще грустнее: родная ветка сравнивалась в нем с виселицей. Тоска смертельная, согласитесь.
Бунт Мо начался с беззвучной фальшивой ноты.
Папа Ассельдор тут же остановил свой бесшумный оркестр.
— Что случилось? — спросил он.
Даже неслышная фальшивая нота резала ему слух.
— Я спрашиваю, что случилось?
— Извини, папа, — вздохнул Мо.
— Хорошо. Продолжаем.
Они заиграли, но через несколько секунд Мо снова сфальшивил.
— Не играй больше, ты устал.
— Да, устал, — согласился Мо.
Он взял свою гритару и сломал ее пополам.
Брат, сестра, мать и отец смотрели на него с настороженным удивлением.
— Вы знаете, на кого мы похожи? — спросил Мо. — На призраков. И у нас больше не усадьба, не ферма, а дом с привидениями. Ни шума, ни света…
— Но если это сохраняет нам жизнь… — начал отец.
— Жизнь? Кто здесь живет, скажи на милость?
Мо показал на камин, за которым прятался бедный Мано. Теперь он выходил всего на минуту два раза в день.
— Среди нас есть даже погребенный заживо.
Старший брат набросился на младшего с кулаками, и Мая кинулась их разнимать.
— Сейчас же прекратите! — приказала мама Ассельдор.
Братья пристыженно замерли. У обоих из носа текла кровь.
— Мо, что мы, по-твоему, можем еще сделать? Сейчас ты рассуждаешь как эгоист. Ты же знаешь, в каком положении мы находимся. И что ты предлагаешь?
Да, об их положении Мо знал прекрасно. Они сами себя загнали в ловушку. Их дом могли подвергнуть обыску в любую минуту и днем, и ночью. Мано могли найти. Бедная Мая стала жертвой унизительного шантажа. Гаррик, начальник гарнизона, узнал, что в доме прячется Мано, и пользовался этим, вынуждая красавицу Маю ходить с ним на свидания. Во время последнего он поцеловал ей руку. Мая вернулась, дрожа от ужаса.
— Настало время все поставить на карту, — заявил Мо.
Он поднял шапку, слетевшую во время драки, и отряхнул ее.
— Если я ставлю на кон свою шапку, я знаю, что рискую с ней расстаться. Если я ее потеряю, мне будет грустно, потому что я ее очень люблю. Но мы ставим на кон нашу беду. Нам терять нечего! Если выиграем, будем счастливы. А если проиграем, то все равно простимся с нашей бедой. Пора отсюда уходить.
Семья внимательно слушала Мо. Он был прав: они теряли только ту жалкую жизнь, какой жили все последние годы. Но с ними оставались воспоминания: веселые праздники, осенняя охота, модные показы, которые устраивала мама с дочками, сбор меда, концерты на снегу и мало ли что еще… Они по-прежнему не хотели расставаться с прошлой жизнью, боясь потерять ее безвозвратно. Ведь яростней всего защищаешь то, что уже утрачено.
— Мия уехала с Лексом. Можем отправиться к ним. Мы должны выбраться отсюда во что бы то ни стало. Усадьбу Селдор хранили вовсе не древние стены из коры, а радость и свобода. От них здесь ничего не осталось.
— А Мано? — спросила мать.
— Мано уйдет вместе с нами. Дайте мне только несколько дней на подготовку.
На следующий день Мо починил гритару. Это был прекрасный инструмент с восемью струнами, на котором играл еще дедушка! Два следующих дня прошли мирно.
Родители решили, что Мо забыл о своем приступе бунтарства, и успокаивали друг друга, что так даже лучше. Но в глубине души ощутили разочарование. Втайне они понадеялись, что Мо сможет увести их отсюда…
Вечером, проходя мимо камина, Мо вдруг услышал тихие всхлипывания. Плакала Мая, лежа на кушетке, которая служила ей постелью.
— Все кончится завтра утром, — сказала она брату, вытирая слезы простыней. — Завтра утром до восхода солнца. Только не говори родителям.
— Что кончится?
— Все. Я должна дать Гаррику ответ. Он хочет увезти меня к себе. Я должна сказать ему, что согласна.
— Он что, с ума сошел?
— Нет. Он знает, что я отвечу «да».
Мо рассмеялся.
— Госпожа Мая Гаррик. Хотел бы я на нее посмотреть! С кучей маленьких Гарриков вокруг, которые грызут наши туфли. Миленькая семейка!
— Не смейся! Это ужасно!
— Полный дом маленьких клещей, которые кричат тебе «мама» и точь-в-точь похожи на своего папеньку!
— Замолчи, Мо! Замолчи!
Мая залилась слезами.
Мо наклонился и зашептал сестре на ухо:
— Ты не скажешь ему «да». Клянусь тебе!
— Если я скажу «нет», он сообщит о Мано, и мы все попадем в лапы Джо Мича.
— Ты не скажешь ему «нет».
— А что же я скажу? Перестань издеваться надо мной, Мо!
— Ты не скажешь ни да, ни нет, Мая. Ты просто не пойдешь на свидание.
— Не пойду?
— Ну да, потому что будешь уже далеко.
— А Мано?
— И Мано будет с тобой, и папа, и мама, и Мило.
— А ты?
На улыбающееся лицо Мо набежала легкая тень.
— Не стоит об этом думать. Я прекрасно со всем справлюсь. Пообещай, что уведешь их всех и не будешь думать обо мне. Я справлюсь.
Мама права, я немного эгоист, так что справлюсь самостоятельно. Обещай мне!
Мая во все глаза смотрела на брата.
— Без тебя мы не уйдем, — твердо сказала она.
Мо взял ее за руки, а Мая спросила:
— Родители знают?
— Нет, пока никто ничего не знает. Кроме тебя и…
— И кого?
— Мано. Я рассказал ему обо всем. Только благодаря этому он и держится, иначе уже умер бы в своей норе.
Они услышали три удара позади камина. Это был Мано. Сердце Маи сжалось. Разве могли они лишить Мано надежды, которая давала ему силы жить?
