— Да, я.
— Ну, как ваши дела? Поздравляю! Вы так быстро исчезли, что я даже не успел выпить с вами за освобождение! Все наши рады за вас! У нас тут в редакции торжество! Ждем вас, заходите на огонек!
— Женя… это вы?
— Ну а кто же? Я, ваш ангел-хранитель, можно сказать. Слушайте, вы бы объявились как-нибудь, а? А то меня все осаждают, думают, я вас где-то упрятал. Слава богу, у меня хватило ума…
— Это вы мне телефон положили?
— Я.
— М-да, Женя… Я заеду к вам, только позже, хорошо? — Я вдруг ощутил, что рад слышать Вакуленко. — Слушайте, можно вас кое о чем попросить?
— Конечно, Игорь, какой разговор! Только не просите вам больше не звонить — уговор дороже денег.
— Да я не об этом. Мой сайт работает?
— Нет, Игорь. Его заблокировали. Но восстановят, как только решение суда вступит в законную силу. Позвоните Грунину, обвинитель, кажется, будет подавать на апелляцию, но там без шансов.
— Женя, мне нужны мои статьи — те, которые были на сайте. У меня есть резервные копии, — схитрил я, — но пока я до них доберусь… Возможно, у вас остались какие-нибудь из них?
— Обижаете, Игорь. У всех нас, поклонников вашего таланта, есть их полное собрание. Заезжайте.
Придется ехать в редакцию? А почему нет, если не будет другого выхода? Может, у Урмана остались… Наверняка, но мне нужны все!
— Женя, спасибо. Я обязательно заеду. И… гм, дайте этот номер моему адвокату, хорошо? Пусть позвонит мне.
— Как скажете, Игорь. Ждем-с.
По отношению к Грунину я испытывал смешанные чувства: разумеется, я не одобрял деловые мотивы, которые лежали в основе наших отношений, проще говоря — его алчность; но он был единственным, кто в последние дни в тюрьме поддерживал меня, и недостойно было бы вот так порвать с ним, просто исчезнув… Одним словом, я решил, что отблагодарю его, только пока не знал как.
Мог ли я оставаться у себя дома? Жить под присмотром телекамер? Здесь, где не было больше ничего моего, где бесчинствовал кто-то чужой, где, помимо всего прочего, каждая вещь напоминала мне о ней?
Я не знал, где теперь устроюсь, но утром, взяв самое необходимое, ушел, оставив ключ под ковриком.
На всякий случай я зашел в интернет-кафе на Шаболовке, набрал aihappy.ru: «Internal Error». Огорчение пронзило меня — как будто кто-то забил досками дверь моего настоящего дома… Ничего, еще не вечер!
В гараже была только Аня. Васильич дрых в «спальном отсеке», выполнив дневную норму ремонта.
— Привет. Извини, я вчера…
— Не за что. — Она нахмурилась. — Я рада, что ты снова с нами. Урман рассказал мне все.
— А. Ну отлично. — Мне было как-то неловко с ней, чего не случалось раньше. — Я дома был.
— А.
— Там…
— Я знаю. В газетах писали об обысках. Помочь тебе убраться? Или хочешь, поживи пока у нас с мамой…
— Ань, спасибо. Сегодня тут переночую. А завтра… завтра посмотрим. В любом случае, пока съезжать некуда.
— Ага, некуда, — сказал Урман, входя. Бросил на стол «Жизнь». — Можно сразу в Монако лететь. Или на Гавайи. На личном самолете. Ознакомься, отец, с перечнем своей собственности.
— Что это? — я брезгливо взял газету, хотя уже знал что. — А, это Вакуленко.
— Личный журналист? — Аня грустно улыбнулась, снова куда-то собираясь. — Личный адвокат, даже личное привидение… Я и забыла, ты же у нас теперь знаменитость.
— Ань, ты сейчас отсюда никуда не уйдешь, — решительно сказал я. — Точнее, мы вместе сейчас пойдем в магазин. И купим шампанского. И торт. И вообще, все, что захочешь. И все вместе отметим! Отметим мое возвращение! Черт возьми, как я по вам всем соскучился! — Я обнял Урмана, потом Аню. — Я вернулся, понимаете? Всё, сумку не забудь.
— А деньги? — выглянул из-за двери сонный Васильич.
— У меня есть, — улыбнулся Урман. — Итак: торт, шампанское, красная рыба, нарезки, салаты.
— Я сама приготовлю!
— …овощи-фрукты, киви Васильичу, мне медовый помело, икры обязательно, окорок высший сорт, маринованные грибы, ананасы, и…
— …Кагор!
Это был замечательный вечер. Веселый, с музыкой. Мы пили, шутили, смеялись — мы снова были вместе. Я остался в гараже — и то ли в силу выпитого (второй день подряд), то ли из-за того, что собрал одеяла, какие были, и включил обогреватель на полную мощность, ночью не замерз.
Статей у Урмана, увы, не оказалось.
— Ты уверен?
— Конечно. Зачем бы я их сохранял? И у Аннет, думаю, их нет. Разве что у Васильича…
— Вот ты смеешься, а смешного тут мало. Сайт не работает, и неизвестно когда заработает. Да и сохранились ли они там, кто знает… В общем, придется все же ехать к этому журналисту.
— А у него они остались?
— Уверяет, что да.
— Ты говоришь так, как будто тебе в тюрьму обратно возвращаться.
— Урман, я тебе многое еще не рассказал. И об этом субъекте, в частности. Этот Вакуленко не человек, а какой-то чертик из табакерки!
— Он сам на тебя вышел?
— Нет, через сестру.
— А адвокат?
— Адвокат сам, но он, напротив, мне помогал. Если ты думаешь, что тут замешан кто-то еще, то вряд ли. У меня было много возможностей убедиться, что все это дело рук этого существа. И дело в статьях.
— Хорошо, а если не в них?
— Тогда буду думать, в чем. Но сначала — они.
— Вообще-то оправдательный приговор мог устроить и ее отец, чтобы расквитаться с тобой на воле, разве не так?
— Я вижу, тебе все же хочется свести все к вещам обыденным. Вряд ли.
— Но ты его хотя бы видел?
— Нет.
Урман взял со стола газету и, развернув ее, протянул мне.
Там было фото в четверть полосы: мужчина с благородной сединой и волевым лицом. Статья называлась «Тесть Агишева убит вердиктом суда?»
— Хорошо, теперь буду знать…
Рано или поздно мне придется объясниться с этим человеком, но пока это время не пришло.
— Мне пора в редакцию. — Я надел куртку с капюшоном, темные очки. — Спасибо тебе.
— Пока не за что. Ищи статьи.
Мы пожали друг другу руки.
Редакция «Жизни» находилась на Бережковской набережной, в новом офисном здании. Адрес был указан в газете, но я предварительно созвонился с Вакуленко, чтобы его уточнить, и взял с него обещание никому не рассказывать о моем визите. Мы встретились на первом этаже, в холле.
