Книга Враг из прошлого - Валерий Гусев

И эта ночь прошла спокойно. Мне только иногда, сквозь сон, слышалось, будто Матвеич несколько раз выходил на «мостик». Алешка же спал безмятежно, уверенный в своей сигнализации, от которой «мало не покажется тому, кто сунется».

Только мы позавтракали, застучал на «мостике» своей палкой неугомонный Сеня Бернар.

– Заказчик явился, – улыбнулся Матвеич. – Картину забирать.

– Приветствую вас! – Морковкин широко распахнул дверь. – Утро прекрасное! На лазурном небе ни одного белоснежного облачка. Как почивали, друзья мои?

– Я не почивал, – сказал Алешка. – Я всю ночь рисовал.

– Получилось?

– Вот, – Алешка протянул ему рисунок.

Сеня Бернар, далеко отставив руку, внимательно рассмотрел автопортрет подсвечника, остался «весьма удовлетворен». Я бы даже сказал, что он обрадовался так, будто Америку открыл. И стал еще больше похож на сенбернара, премированного на всех собачьих выставках.

– А где оригинал?

Алешка сбегал наверх, принес подсвечник. Сеня Бернар уложил его в пакет. Достал из него подтаявшую шоколадку, объяснил:

– Это гонорар, Алекс.

– Да что вы, – Алешка сделал вид, что застеснялся. – Не надо. – Но шоколадку взял. Он этого достоин.

– Погоды на дворе! – вновь пророкотал великий актер.

– Ага, – согласился Алешка. – Лазурные облака, белоснежное небо.

– А не совершить ли нам, молодые люди, прогулку по озеру? На вашей ладье.

– Можно и совершить, – ответил я.

Матвеич тоже не возражал.

– Встречаемся на берегу. Я только занесу в дом подсвечник. А то Матильдочка по нему извелась. Волнуется – семейная реликвия.

Да, тетушка Тильда очень дорожила этим подсвечником. Она часто говорила, похмыкивая в платочек, что он есть последняя память о ее счастливом детстве.

– Моя матушка, во время войны, при его свечах шила ушанки для наших бойцов. А моя бабушка при его свечах читала моей матушке волшебные сказки…

Сеня Бернар пошел отнести подсвечник, а мы пошли на озеро. Подогнали лодку к удобному для посадки месту. Чтобы великий актер не плюхнулся в воду.

Ждать его не пришлось – он пришел на берег довольно быстро и довольно ловко перешагнул с него в лодку. Мы отчалили. Неспешно поплыли вдоль берега.

Сеня Бернар изо всех сил наслаждался прогулкой. Свежим озерным ветерком, солнцем, криками чаек.

– А не сплавать ли нам, юные друзья, на тот бережок? Там историческое место.

– А мы и не знали.

– Ну как же! Когда-то там был пионерский лагерь, и я проводил в нем свое счастливое пионерское детство.

Во как! Впору там где-нибудь на столбе прибить мемориальную доску: «Здесь проводил счастливое детство великий актер Морковкин, когда он еще не был великим актером Марковским. Охраняется государством».

– Туда далеко плыть, – сказал Алешка. – Димка устанет.

– Я с удовольствием сяду на весла.

– А вы умеете грести? – с недоверием спросил Алешка.

– Я – актер! – с гордостью ответил Морковкин. – Я создавал образы рабочих, ученых, героев, моряков и прочих. Значит, я должен уметь все! Чтобы быть на сцене убедительным. Я могу стоять у станка, водить пароходы, стрелять. Я владею шпагой и езжу верхом!

Как бы он нас не утопил, прочел я в Алешкиных глазах. Создаст убедительный образ утопленников.

Мы, едва не опрокинув лодку, поменялись местами – я пересел на корму, актер взялся за весла. Греб он здорово. Через две минуты я был уже мокрым с головы до ног. А дальний берег ближе не стал.

– Вы устали, – деликатно намекнул я.

– Давненько не брал я в руки весел, – объяснил Морковкин и пересел на мое место.

А я подумал: если он так же «гребет» на сцене, создавая образы, то наше театральное искусство далеко не уплывет.

Я взялся за весла и стал грести изо всех сил, чтобы поскорее согреться и высохнуть. Поэтому мы очень быстро ткнулись носом (лодкиным носом, конечно) в причал.

На причале стоял бородатый Лодочник, будто только нас и дожидался.

– Приветствую вас, – сказал актер, перебираясь, пыхтя, из лодки на причал. – Мы к вам с большой просьбой. Не разрешите мне побродить по руинам моего детства?

– Да можно, отчего же… Только под моим присмотром, не обижайтесь. А то вдруг вы пионера без головы утащите! – Лодочник сам рассмеялся своей шутке. – Привет, хлопцы! Как жизнь молодая? Как рыбалка?

Мы привязали лодку и тоже выбрались на причал.

– Мы с вами пойдем, ладно? – спросил Алешка актера. – Нам тоже интересно посмотреть на ваше детство.

– Нет уж! – отрубил Морковкин. – Оставайтесь здесь. Я хочу со своим детством побыть наедине.

И еще с Лодочником, подумал я. Но, конечно, вслух ничего не сказал.

Мы остались на причале, а Лодочник повел Морковкина на экскурсию по следам прошлого.

От нечего делать мы побродили по причалу, заглянуть в мастерскую не решились, а остановились возле дома Лодочника. Окна у него были распахнуты. На подоконнике лежал бинокль.

Неожиданная мысль пришла мне в голову – не его ли стеклышки сверкнули, когда мы развлекались на берегу?

Я взял бинокль, навел его на наш берег. Блеск! Все как на ладони. Особенно – дом Матвеича. Да вот он и сам – курит на «мостике» и мечтает о дальних плаваниях.

– Дим, ты чего? – Алешка приплясывал рядом, дожидаясь своей очереди. – Куда уставился? Дай посмотреть-то!

Он выхватил у меня бинокль и завертелся во все стороны.

– Круто! Клево! Класс! Изуми-и-и!..

– Хватит, – сказал я и забрал у него бинокль. – Сейчас Лодочник вернется. По шее даст.

– Не даст, он добрый.

Я не удержался и зачем-то взглянул в сторону бывшего пионерлагеря.

В окулярах Лодочник и актер оказались так близко, что я даже удивился: почему мне не слышно их слов. А разговаривали они довольно оживленно. Потом актер передал Лодочнику сложенный вчетверо листок. Тот развернул его, стал рассматривать и что-то еще говорить. К сожалению, я видел в бинокль только оборотную сторону листка. И со смешком подумал: наверное, это охранная грамота на развалины пионерлагеря. Здесь впоследствии будет создан музей имени великого артиста С. Марковского.