– Все стоящие люди при теперешнем буме завели своё дело.
Соланж сменила тему:
– Наша маленькая нянюшка влюбилась в твоего мастера по лестницам.
Уэсли осклабился:
– Он вовсе не мой, дорогая. Я бы и не узнал его, повстречайся он мне на улице. Это человек Джеймисона или, поскольку ты распоряжаешься этими делами, может быть и твой.
– Джеху – свободный цветной, поэтому сам по себе.
Он пожал плечами:
– А сколько сейчас Руфи? Пятнадцать или около того? Вполне взрослая, чтобы перескочить через метлу[23], если ей так хочется.
– До этого ещё не дошло. Она лишь мечтает о нём, вот и всё.
– Дойдём до реки – тогда и переправимся.
Он поднял бокал:
– Еще пару безоблачных лет, и я сколочу состояние для тебя с Полиной.
– Только с Полиной?
Он нахмурился:
– А что?..
– Скоро ты снова станешь отцом, дорогой. Если прежде не уморишь себя на работе.
Он протянул руку:
– Милая Соланж, давай поднимемся наверх и отпразднуем это замечательное известие.
Руфь с Полиной стали носить ужин в каретный сарай, где штукатуры изготавливали модели лепнины, а Джеху Глен составлял секции винтовой лестницы.
Однажды после обеда, когда все были заняты делами в доме, Руфь на цыпочках подошла к нему так близко, что почуяла запах его разогретого тела.
Мастер, не поднимая головы от перил, которые шлифовал песком, сказал:
– Неумелому работнику и платить-то не за что. Тот человек ничем не лучше вора.
– Ох, – вырвалось у Руфи, отступившей назад.
В другой раз, днём, Руфь подвинула к Джеху свою корзинку с провизией.
– Ешьте, – предложила она. – У нас много всего.
Джеху без всякого выражения порылся в корзинке, в которую она всё так аккуратно уложила, достал кусок сыра с яблоком и направился к дому, ворча на штукатуров, леса которых стояли на пути.
Три дня Джеху угощался припасами Руфи, не утруждая себя словами благодарности и не прерывая работы. На четвёртый день, в субботу, когда все отдыхали, он вернул ей корзинку:
– Кто ты, девушка?
Руфь ответила.
– Ты из французских негров?
– Меня вывезли ребёнком из Сан-Доминго.
– Х-м-м.
В следующий понедельник, когда в солнечных лучах, проникавших в каретный сарай, летали пылинки, а Полина спала с открытым ртом, Джеху стянул скобами склеенную деталь и положил на верстак.
– Скажи-ка, девочка, – начал он. – Джеймисон платит мне доллар в день. А сколько я ему обхожусь?
– Джеху…
– Больше или меньше доллара?
– Думаю, ровно доллар.
Улыбка слегка осветила его лицо.
– Если рабочий получает доллар, то он должен это заслужить. К чему бы Джеймисону нанимать человека, который не делает работы больше, чем Джеймисон ему платит? Вероятно, сам он получает больше за мою работу, иначе почему бы не сделать её самому? А лишние деньги откладывает в свои Сбережения.
– Я не думаю…
– Конечно, не думаешь. Конечно, нет. Ты не беспокоишься о деньгах. Слугам нечего волноваться насчёт денег. Об этом беспокоятся свободные. Только они.
Джеху произнёс «Сбережения» с большой буквы, словно говоря о Господе Боге или Соединённых Штатах Америки. И говорил о них, как господа о красивой женщине или быстрой лошади. Его собственные Сбережения, его Капитал составлял четыреста семьдесят один доллар. У него были собственные стамески и рубанки, угольники и отвесы, и ящик с инструментами из орехового дерева, который он сделал своими руками. Он прикасался к каждому отделению с такой любовью, словно у каждого из них было своё имя. Этот ящик с инструментами занимал почётное место на его верстаке, и каждый вечер Джеху смахивал с него пыль. Дотрагиваясь до этого совершенного творения, он говорил Руфи:
– Прежде чем стать Мастером, нужно создать свой Шедевр.
Капитал Джеху хранился в сейфе мистера Хавершема, откуда никто не мог его украсть, и в один прекрасный день Джеху намеревался использовать его, чтобы самому стать главным строителем, подобно мистеру Джеймисону. Он будет нанимать цветных в городе, поскольку они работают за меньшую плату и не так нахальны, как свободные или ирландцы. С более низкими расценками его работа и стоить будет меньше, и белые просто вынуждены будут обращаться к нему.
Джеху поджал губы:
– Пастор Веси говорит, что моя идея не сработает. Веси говорит, что белый человек никогда не позволит чёрному подняться. Они боятся этого. Скажи, девочка, как ты считаешь, белые боятся нас?
– Конечно, – выпалила Руфь, удивившись собственным словам, и прикрыла рот рукой.
Он пропустил это мимо ушей:
– Да нет, чего им бояться? У негров нет ни армии, ни флота, ни больших пушек. Ни один белый не прислуживает чёрному, вот это уж точно.
После работы и в воскресенье днём свободные цветные и ирландцы ходили в прибрежные таверны в доках, но Джеху никогда не ходил с ними.
– Если не сохранять Капитал – никогда ничего не добьёшься, – говорил он Руфи.
Руфь была единственным другом для Джеху в Саванне, а из остальных он упоминал по имени только Веси из Чарлстона. Денмарк Веси[24]был «просто грубым плотником, понимаешь? В механике ничего не смыслил. Он прекрасный проповедник, так и пышет пламенем, да-да. Когда он поучает, прямо чувствуешь жар Преисподней!»
Впервые в жизни Руфь мечтала о том, чтобы жить с кем-то другим, кроме Соланж. Но это было не в её власти. Соланж ждала второго ребёнка, и Руфь должна будет нянчить двоих детей. Вот как обстояли дела.
Интересно, думала Руфь, сколько бы она заработала, если бы ей платили за услуги няни? Стала бы Соланж нанимать няню, если бы должна была ей платить, или ухаживала бы за детьми сама?
Мечты Джеху были так же прекрасны, как и он сам. Чарлстон богат, как гробница фараона, а такой человек, как Джеху… такой человек сможет открыть своё собственное дело, не хуже его друга Денмарка.
