Среди этих людей выделялся герцог, человек непостоянный, как ветер, мудрый, как Ланфранк, нетерпеливый, как Фиц-Осберн, но всегда уверенный в себе и чётко видящий цель. Его можно было бы ненавидеть, но уж никак не презирать. Эдгар ни за что бы не полюбил Вильгельма, но не уважать его он не мог. Ради ярла Гарольда он должен был проявлять уважение к герцогу, хотя и знал, что тот никогда не стремится завоевать ничьей любви, ни презрения. Эдгару казалось, что Вильгельм сделан из стали. Гарольд же, наоборот, привлекал людей своей добротой и сердечностью. Может быть, Вильгельм в своём величии был не подвержен человеческим слабостям. Любовь Эдгара к Гарольду кричала «нет» этой мысли. И всё же чем ближе юноша узнавал Вильгельма, тем больший страх закрадывался в душу. Герцог может всецело отдаваться веселью, быть неожиданно добрым, но ничто не помешает ему в достижении поставленной цели. Эдгар чувствовал, что ради этого Вильгельм пойдёт на всё, отбросив в сторону угрызения совести м милосердие, безжалостно склоняя или силой заставляя людей подчиниться его несгибаемой воле.
И всё же герцог внушал уважение. Ему были преданы такие люди, как Рауль де Харкорт, сумевший подружиться с Эдгаром. В порыве ностальгии по дому Эдгар как-то сказал:
— Ты думаешь, твоя преданность что-то значит для него? Я уверен, что ни дружба, ни вражда не играют для него никакой роли.
Рауль засмеялся:
— Да ты, оказывается, хорошо его узнал! Мне казалось, ты слишком горд, чтобы вообще замечать нормандцев.
— Тебе нравится подшучивать надо мной, но ты же знаешь, что это не так, — покраснел Эдгар.
— Конечно, я подшучиваю над тобой, если ты слишком высоко задираешь свой нос, — ответил Рауль. — Никогда не думал, что англичане бывают такими упрямыми.
Эдгар совсем залился краской.
— Если я был неучтив, то прошу меня простить.
— О саксонский варвар, теперь ты стал ещё упрямее!
Эдгар сжал кулаки.
— Ты никогда больше не назовёшь меня так... нормандский юнец.
— Но ты можешь звать меня юнцом сколько угодно.
Эдгар сел рядом со скамейкой, на которой растянулся Рауль, и горестно покачал головой.
— Ты вызываешь меня на разговор, чтобы посмеяться надо мной, — проговорил он, — или чтобы вывести меня из себя и увидеть мою варварскую суть.
— Ну что ты! Просто я поспорил с Гилбертом де Офеем, что, уезжая, ты будешь ненавидеть нормандцев, — успокоил его Рауль.
— Я не испытываю к ним ненависти, — ответил Эдгар. — Я говорил тебе, что моя мать тоже была из ваших краёв. Я не понимаю нормандцев, а быть изгнанником в чужой стране тяжело вдвойне. Но я не настолько глуп, чтобы ненавидеть человека лишь за то, что он не сакс.
— У тебя благородная душа, — нехотя похвалил Эдгара Рауль. — Скоро ты даже полюбишь нас.
На губах Эдгара заиграла еле заметная улыбка.
— Например, тебя, Гилберта и многих других. Я благодарен вам за вашу доброту.
Рауль увидел в зале Гилберта де Офея и помахал ему рукой.
— Гилберт, Эдгар благодарит нас за доброту. Сегодня он очень горд.
— Он всегда очень горд, — ответил де Офей, приближаясь к собеседникам. — Он назвал меня ленивым псом за то, что я пригласил его сегодня на соколиную охоту. В Англии не знают, что такое соколиная охота!
— Ничего подобного я не говорил! — возразил Эдгар. — Мы любим охоту и состязания так же, как и вы, а может, и больше. Просто у меня не было настроения.
Гилберт сел на скамейку.
— Что ж, скоро тебе удастся немного отдохнуть от нас. Мы уезжаем. Да, Рауль?
Рауль кивнул.
— Мы избавим тебя от своей компании. Герцог отправляется во Фландрию, и мы едем с ним.
— Очень жаль, — проговорил Эдгар. — Мне будет вас не хватать. Когда вы вернётесь?
— Кто знает? — пожал плечами Рауль.
Эдгар улыбнулся одними глазами:
— Я думаю, герцог знает. И если уж кому и знать, то только тебе.
— Ты замечаешь больше, чем может показаться, — усмехнулся Гилберт. — Конечно, он знает. Но тебе никогда не добиться от него ответа.
— Я действительно не знаю, — повторил Рауль. — Вы считаете, Вильгельм выдаёт свои секреты каждому встречному? — Рауль посмотрел на Эдгара: — Может быть, мы увидим Тостига, который, говорят, сейчас гостит у графа Болдуина.
Эдгар фыркнул:
— А мне какое до этого дело? Я не его подданный.
— Неужели? — брови Рауля поднялись в изумлении. — Но ты подданный Гарольда, не так ли?
— Гарольд не Тостиг, — отрезал Эдгар.
— Я уверен, что ты мечтаешь о встрече с Гарольдом, — хитро подмигнул Гилберт. — Он много значит для тебя.
Эдгар промолчал, но румянец вновь выдал его чувства.
— Каков он? — продолжал Гилберт. — Он похож на Улнофа?
— Улноф! — презрительно воскликнул Эдгар, — Гарольд ни на кого не похож. Если бы вы видели его, то поняли бы, почему его нельзя сравнивать с остальными братьями.
Вдруг Эдгар замолчал и крепко стиснул зубы, словно сожалея о вырвавшихся у него словах. На поддразнивание Гилберта он отвечал лишь свирепым взглядом из-под нахмуренных бровей. Вскоре Рауль поднялся и пошёл к лестнице, бросив через плечо:
— Идём, сакс, иначе ты вцепишься в горло бедному Гилберту.
По дороге в галерею Рауль мягко проговорил:
— Ты принимаешь наши слова чересчур серьёзно. Гилберт не хотел тебя обидеть.
— Я знаю, — Эдгар перегнулся через перила. Его голубые глаза горели. — Я легко выхожу из себя. Улноф стал одеваться, как нормандцы, он копирует ваши манеры. Это разозлило меня. Мне больно... здесь. — Эдгар показал на грудь.
— Почему? — удивился Рауль. — Он молод и, в отличие от тебя, не считает нас врагами.
Рауль слегка повернул голову и увидел, что Эдгар пристально смотрит на него.
— Ты можешь доказать, что вы не враги? — тихо спросил Эдгар.
— Хорошего же ты о нас мнения!
— Не о тебе. Мой враг — герцог, потому что я подданный Гарольда и Англии. Я знаю, почему я здесь и почему здесь Улноф и Хакон. Но вы никогда не удержите Гарольда на такой тонкой ниточке.
Рауль не ответил. Он изумлённо смотрел на Эдгара, гадая, как много тот знает. Эдгар скрестил руки на широкой груди.
— Король Эдуард может передать свой трон кому-то другому, — медленно проговорил он. — Но герцог Вильгельм получит его только после нашей смерти.
Его глубокий грубоватый голос отдавался в глубоких стенах галереи. Вдруг воцарилась тишина, и на Рауля словно снизошло озарение. Он увидел Эдгара у своих ног. Его золотые кудри были запачканы кровью, а руки безвольно раскинуты. Рауль закрыл рукой глаза, словно пытался отгородиться от ужасного видения.
