Книга Кто такая Айн Рэнд? - Антон Вильгоцкий

«Фрэнк был моим топливом… Он помогал мне чувствовать «смысл жизни», который я пыталась запечатлеть в «Источнике» – на протяжении многих лет, когда вокруг не было ничего, кроме серой массы людей и событий, которые не вызывали ничего, кроме презрения и отвращения», – писала Рэнд в своем дневнике. Голливуд, Нью-Йорк, Америка – все это, в конце концов, оказалось вовсе не тем раем на земле, о котором она мечтала, живя в России.

Муж скрашивал ее существование своей верностью и поддержкой. Рядом с ним она чувствовала себя защищенной. Фрэнк любил знакомиться с новыми людьми, ходить в кино и театр. Айн же потеряла свой интерес к фильмам и предпочитала сидеть дома. Так они и поступали. «У меня не было хобби, – рассказывала она в открытом письме к читателям в 1945 году. – У меня было очень мало друзей. Я не любила выходить из дома. Ничто, кроме писательства, не занимало меня как следует».

И кроме Фрэнка, конечно же. Он играл в ее жизни большую роль – но не совсем привычным образом. Все, кто знал их, не сомневались в том, что Айн страстно любит Фрэнка. Но она в очень малой степени обладала способностью к сопереживанию, которая в семейной жизни играет огромную роль. Порой казалось, что она не знает, кто он такой. Она отождествляла его со своими героями и всегда настаивала, что он разделяет все ее убеждения, желания и вкусы, а также ее склонность к моральному негодованию и презрению. Именно так она говорила в разговорах с друзьями, которые удивлялись, как такая властная женщина могла выйти замуж за бесхарактерного мужчину без амбиций. Его характер проявлялся только когда он видел, что с Айн плохо или несправедливо обращаются – или во время семейных споров. Но даже в таких спорах многое оставалось невысказанным.

Но все же, она хотела знать о нем все, и когда его отец скончался в декабре 1938 года в возрасте семидесяти четырех лет от последствий атеросклероза, Айн поехала вместе с Фрэнком на похороны. Она хотела увидеть город, в котором родился ее муж, и посмотреть на его родню, с большей частью которой ранее не была знакома. Несомненно, ей не понравилась римско-католическая похоронная церемония, и она чувствовала себя неловко во время легкой семейной беседы, ибо эта разновидность досуга совсем не была ей близка. Проживающие в Огайо О’Конноры, в свою очередь, не были ею впечатлены: со своим русским акцентом, пронизывающим взглядом, страстно желающая быть интеллектуалкой, но при этом скучающая и нервная, она показалась им слишком «серой и домашней» для Фрэнка. Рэнд опекала его как маленького ребенка – за обедом она наставляла мужа по поводу того, что ему можно есть, а от чего лучше воздержаться. Например, она предупреждала Фэнка, чтобы он не пил холодной воды и не ел мороженого. По ее мнению, он мог простудиться и слечь с полиомиелитом. Вирус полиомиелита, искалечивший Франклина Рузвельта в двадцатые годы, действительно держал Америку в страхе в течение тридцатых и сороковых. Однако это заболевание не могло развиться вследствие простуды. Тем не менее, Фрэнк не стал есть мороженое.

Родственники опасались, что эта экзотическая незнакомка навсегда умыкнет у них одного из любимых членов семейства. Этого не произошло: она очень любила Ника и Джо, поддерживала отношения с другими родственниками и стала хорошей подругой Мими. Впоследствии, однако, Рэнд действительно увеличила дистанцию между мужем и его семьей – даже если и ненамеренно. С течением времени ее собственническое чувство по отношению к нему возрастало.

В июле 1939 навестить О’Конноров заглянула троюродная сестра Рэнд, Ферн Браун, двадцатилетняя студентка колледжа, возвращавшаяся домой с летней работы в Пенсильвании. Браун не видела свою русскую родственницу тринадцать лет, с тех самых пор, как Рэнд покинула Чикаго и отправилась в Голливуд. На Ферн произвели глубокое впечатление достижения Рэнд, ее подкованность в вопросах литературы, ее прекрасная квартира и приветливый красивый муж. К пущему удивлению Браун, О’Коннор готовил на обед блюда русской кухни и подавал их на стол, будучи одетым в смокинг. «Мужчина, готовящий еду – в те времена о чем-то подобном я никогда не слышала», – вспоминала позднее Ферн. После обеда они отправились смотреть балет. Ферн в конце концов тоже решила заняться литературой и выпустила более двадцати книг.

В том же году в городском парке Нью-Йорка Flushing Meadows открылась Всемирная Выставка, собравшая гостей почти со всего света. Двадцать миллионов человек прибыли в Нью-Йорк, чтобы посетить павильоны «Мира будущего», где можно было увидеть ранние прототипы копировальной машины Xerox, реактивный самолет, первые телевизоры от RCA, синтезатор речи и многие другие свидетельства триумфа инженерного ума. Была там и архитектурная выставка, выдержанная в ближневосточном ключе – вполне возможно, что она помогла Рэнд добавить некоторые детали в описание выставки «Марш столетий» – масштабного проекта, который упоминается в романе «Источник», и в котором Говард Рорк отказывается участвовать, не желая работать в коллективе.

На лето к О’Коннорам вновь приехала Мими Папурт, которой, как и Ферн Браун, было к тому моменту двадцать лет. Она была преисполнена благоговейного восхищения по отношению к Айн, с которой впервые познакомилась, когда приезжала навестить своего дядю Ника четыре года назад. Мими стала свидетельницей множества взлетов и падений, приключившихся в жизни ее знаменитой родственницы тем долгим летом. Рэнд, не успевшая закончить роман к установленному издателем сроку, сумела договориться о дате нового дедлайна – но практически сразу же ей пришлось отложить работу над книгой ради предложения, которое показалось ей возможностью заработать: новой постановки созданного ею в 1936 театрального переложения романа «Мы – живые» (постановка получила название «Непокоренные». По рекомендации актрисы Евгении Леонтович для работы над спектаклем был приглашен известный режиссер Джордж Эббот. Репетиции начались в июне.

На этот раз Рэнд сохранила за собой контроль над сценарием, а также попросила – и получила ежемесячную стипендию в размере ста долларов на время, что продлятся репетиции. Айн предполагала, что если переработки и понадобятся, то небольшие, справиться с которыми можно будет довольно быстро. Она ошиблась. Эббот, как ранее Альберт Вудс, потребовал масштабного пересмотра произведения.

Позднее Рэнд говорила, что, поместив однажды сложный сюжет в форму романа, ее сознание бунтовало против того, чтобы перерабатывать его в другом жанре. В результате ее сценические адаптации (как и некоторые из ее сценариев) были чрезмерно литературными и холодными для сцены, обладая явно недостаточным уровнем мелодраматизма. Это и были те самые ошибки, которые хотел исправить Эббот. Вскоре он попросил ее начать работать совместно с другим наемным автором, уважаемым драматургом Сэмюэлом Берманом, и она согласилась. Ей нравились Берман и Эббот, но она была нетерпима по отношению к их драматическому стилю. Как и Вудс, они хотели, чтобы она смягчила жесткие символические черты своих персонажей и сделала Лео, Андрея и Киру похожими на «ребят по соседству». Этого она, конечно, сделать не могла. Рэнд старалась изо всех сил, чтобы сделать пьесу более коммерчески привлекательной – но нельзя сказать, чтобы дело двигалось гладко.