Она много думала над ситуацией и хотела бы разойтись. Николя уже не возвращается к этому. Он ошеломлен тем, с какой быстротой Полин приняла решение. Она перечисляет ему конкретные проблемы, которые придется решать, с убивающим его хладнокровием.
– Это человек, который будет обо мне заботиться.
Николя с трудом сглатывает. Он начинает понимать весь масштаб совершенной глупости. А почему не он, Николя, будет заботиться о ней? Почему он почти сбежал из дома? В панике он винит себя во всем, и претензии к себе все множатся. Но в глубине сердца, несмотря на всю растерянность и раздрай, его охватившие, он чувствует, что все не так плохо: с самого начала их отношений, если уж на то пошло, он страдал от своеобразной клаустрофобии чувств. Он знал, что неизбежно настанет день, когда он начнет ей изменять. И больше всего на свете боялся того дня, когда она увидит его настоящее лицо – не прикрытое маской, – лицо человека, полного сомнений, тревог и противоречивых мечтаний. И в конце концов освобождение пришло, но, правда, совершенно неожиданным образом. И день настал, но только вот это она явила свое истинное лицо, и, возможно, перед ним открылась неожиданная возможность выйти из этой ситуации бескровно. Он даже был в неплохом положении и к тому же свободен.
Вечером Полин попросила его постелить себе на диване, и опять Николя был поражен ее хладнокровием. И вот он уже сидит в гостиной в нижнем белье.
Он не может заснуть.
Ему страшно.
Он пытается представить, что его ждет. Где он будет жить? А этот человек, что же, будет воспитывать его дочь? А как знать, возможно, это и правда замечательный человек? А сам он закончит свои дни в полном одиночестве? Может быть, нужно встать, постучаться в дверь комнаты, где спит Полин, и на коленях умолять ее дать ему еще один шанс?
Окруженный ночной тишиной, он следит за тем, как свет от фар проезжающих под окном машин скользит по потолку, и этот загадочный танец теней возвращает его в детство; ему хочется заплакать и начать все сначала.
29
Сначала Николя не взял с собой все вещи: у него было чувство, что он еще вернется. И потом, откуда знать, что это не просто временная размолвка? И он собрал всего один чемодан. Но день проходил за днем, а ситуация все ухудшалась, они ругались, обижали друг друга, говорили вещи, которые сложно бывает забыть. И он стал понимать, что они, возможно, больше никогда не будут жить вместе.
Разве примирение не возможно?
Позвонила его мать и предложила ночевать у нее, но у него не хватило смелости. И он провел первые ночи у Пьера. Тоска прошла очень быстро: он думал о встрече с продюсером, которую отложил на десять дней, – эти десять дней показались ему бесконечными.
– Наконец, – поделился он как-то вечером с другом, – у меня появилось ощущение, что эта ситуация, хоть она и мучительна, начинает проясняться, и мне становится лучше. Я чувствую себя свободным, понимаешь. Я снова могу легко дышать…
Как-то он провел ночь с девушкой по имени Шарлотта. У нее красивые зеленые глаза и рыжие волосы.
В другой вечер, после занятий любовью с Аной, он получил от нее приглашение остаться на ночь. Она видела, что он колеблется, и поспешила его успокоить:
– Это ни к чему тебя не обязывает. Мы с тобой каждый сам по себе. Тебе нечего бояться.
Николя улыбнулся ей, он снова был поражен тем, как эта женщина умеет вести себя с ним. Это так не похоже на красивую, но утомительную торжественность Полин.
На стене Ана развесила фотографии. Николя, рассматривая их одну за другой, узнал ее совсем молоденькой, рядом с другой девушкой.
– Это Наталия, моя младшая сестра.
– Она живет во Франции?
– Она жила со мной одно время. Но потом вернулась в Белград.
На фотографиях сплошь незнакомые лица. Николя вдруг понимает, что ничего не знает о ее жизни. Даже само название города, Белград, означает для него нечто совершенно незнакомое.
– Тебе это покажется странным, – говорит он ей, – но я никогда не мог толком понять, что же произошло у тебя в стране.
Ана улыбается.
– На самом деле никто этого до конца не понял. Особенно во Франции.
– Почему ты так думаешь?
– Знаешь, я столько кошмарных вещей выслушала о сербах за то время, что живу здесь… Ну да ладно, теперь это дело прошлое.
Николя вспоминает, что видел по телевизору: убийства мирных жителей, экстрадиция местного населения, разрушенные города. Еще он вспомнил, как Милошевич предстал перед международным трибуналом в Гааге (Нидерланды). И конечно же, объявление о его смерти. Согласно официальной версии, он умер в камере от сердечного приступа, но часто повторялось предположение, что его отравили.
– А ты сама что обо всем этом думаешь?
Она пожимает плечами.
– Откуда мне знать? Но я склоняюсь к мысли об отравлении…
– Почему?
– Потому что это закон жизни. Ты всегда расплачиваешься за то, что сделал.
Николя вспоминает еще одну историю, но сомневается, рассказывать ли ее Ане: в 1894 году Иоганн Кубергер прогуливался вдоль реки Инн в Пассау (Германия). Вдруг он заметил в воде тонущего ребенка лет четырех и бросился в воду, чтобы спасти его. Еще немного, и ребенок бы погиб. Все в той маленькой деревне восхищались его мужеством. Кубергер увидел в этом происшествии волю Провидения и утвердился в убеждении, что создан для того, чтобы помогать ближним. Через несколько лет он стал священником. Только вот маленького мальчика, которого он спас из ледяных вод реки Инн, звали Адольф Гитлер.
Что бы произошло, если бы в тот день этот ребенок погиб? Возможно, судьба Европы не была бы столь трагична. Николя говорит себе, что этот акт милосердия фактически стал самым смертоносным и разрушительным поступком во всей истории человечества. Как же вообще быть уверенным в том, что следует делать в жизни, если даже такой благородный шаг может стать причиной неисчислимых бедствий? Если, даже ведомые лучшими из намерений, мы способны принести миру невиданное доселе зло, то как отличить добро от зла, хорошее от плохого?
