«Я не могу поверить…» – ошеломленно повторяет Полин. Разрыв уже больше не кажется таким немыслимым.
26
В определенном смысле можно все же сказать, что «отцы Европы» не ошиблись. С момента создания Евросоюза Европа не знала войн, если не считать кровавого конфликта, развалившего в 1991 году Сербию. В то время понятие «война» уже стало таким чуждым для Европейского континента, что военные столкновения казались немыслимыми: было ощущение, что в доме начался пожар. Людей охватывали уныние и тревога, стоило лишь представить себе Италию, мысленно перенестись на ее побережье, на берега Адриатики, и сказать: «Вот, на другом берегу, на расстоянии нескольких километров, идет война…»
Ана оставила для Николя сообщение: она была бы рада увидеться снова. Но он не ответил. Ему хотелось забыть время, что он провел с ней. Но сегодня, когда Полин уехала в Шартр, он судорожно набрал номер Аны. Голос у нее радостный. Непохоже, что она сердится на него, она даже предложила провести вместе вечер. Ана живет в маленькой квартирке недалеко от Бобура, на последнем этаже. Если немного высунуться из окна, то можно увидеть внизу расплывчатый силуэт Сакре-Кёр. Николя просовывает голову в оконный проем, ветер треплет его волосы и ласкает лицо – такое чувство, что ты на море, говорит он себе. Он оборачивается: Ана уже ждет его, лежа на диван-кровати.
– А я часто думала о тебе с тех пор…
– Вот как?
– Да. И знаешь, о чем именно я думала?
– Нет.
– О том, что очень хочу заняться с тобой любовью.
– Ах, так?
– Да.
Он улыбается, потом подходит и обнимает ее. Его волнует та мягкость, которая сквозит в каждом ее движении, словно она хочет заботиться о нем, излечить все его раны. Но какие раны? Она прильнула к нему и тихонько стонет, и шепчет ему на ухо, растягивая слова:
– Обожаю заниматься этим с тобой…
И Николя кажется, что она доверяет ему секрет, который почти оправдывает его существование.
Он уже растянулся на диване, и она гладит его по волосам.
– О чем ты думаешь? – спрашивает она после долгого молчания.
– Ни о чем.
– О жене?
Он поворачивается к ней.
– Что?
– Она знает, что ты ей изменяешь? Я хочу сказать, это же иногда происходит?
– Почему ты мне задаешь этот вопрос? – Николя хмурится.
– Просто так. Чтобы знать. Потому что мне интересно.
– Все очень сложно…
– Конечно… Иначе тебя бы здесь не было.
Она нежно ему улыбается. Николя чувствует, что она не осуждает его. Откуда в ней столько доброжелательности?
– И все это тем печальнее, – отвечает ей Николя через некоторое время, – что мы действительно любили друг друга…
– И что случилось?
– На самом деле, ничего особенного. Вообще ничего такого. Просто мы дошли до того, что… В конце концов, мы оба стали питать друг к другу смертельную неприязнь.
– И сейчас?
– Да.
– Тогда почему вы все еще вместе?
– Не знаю… Да нет, знаю, конечно. У нас ребенок.
Какое-то время Ана ничего не говорит.
– Правда? А сколько ему?
– Ей. Это девочка. Ей всего семь месяцев.
Рука Аны, гладившая волосы Николя, застывает неподвижно. Ее охватывают противоречивые чувства. Семь месяцев? Да это же еще младенец! Николя боится, как бы она не переосмыслила все и не выкинула его за дверь, чего он, безусловно, заслуживает. Но голос ее спокоен:
– А разве это вас не сблизило? Я хочу сказать, то, что у вас общий ребенок…
– Нет. Наоборот…
– Почему?
– Трудно сказать. Если бы ты знала, как она требовательна… Но хватит уже, я думаю, ты последний человек, кому я должен это рассказывать…
– Наоборот. Если ты не сможешь говорить это мне, то кому же еще? – Ана снова гладит его по волосам, нежно, любовно, а потом продолжает: – Это сложный период. Но все обязательно образуется.
– Я не знаю.
– Точно тебе говорю, все наладится. Вот увидишь. В конце концов все наладится.
27
И на самом деле, в тот день Николя был уверен, что все будет хорошо. Позвонил продюсер и сказал, что только что прочел его сценарий, который все это время лежал у него в кабинете. Он хотел бы его обсудить. Свободен ли он в ближайшее время?
Как только разговор был окончен, Николя подпрыгнул прямо посреди улицы и издал нечто вроде (примерная версия): АХХХАХАХ!
Он уже почти похоронил все надежды и теперь бежал к метро: хотел поскорее рассказать эту новость Полин. Он уверен, что сейчас может начаться счастливая полоса. Теперь-то наконец он будет терпелив, внимателен и нежен. Он будет счастлив. Николя вспомнил свое первое разочарование: гротескную битву между голубями и чайками и попытался убедить себя не волноваться прежде времени, а подождать. Но он не в состоянии успокоиться. Вот он уже бежит по улице, бежит изо всех сил, словно пытаясь нагнать самого себя.
Когда он открывает дверь своей квартиры, то сразу чувствует: что-то не так. Полин сидит на диване в гостиной, торжественно выпрямившись, и пристально на него смотрит.
– Что такое? – спрашивает он. Потом, в надежде повернуть разговор в нужную сторону, прибавляет: – А где Луиза?
– Она еще в яслях. Я сейчас за ней пойду…
– Все в порядке?
– Нет.
Николя охватывает мерзкая дрожь. У него ощущение, что перед ним сейчас ситуация, которую он давно уже ждал. Сердце у него сжимается, но он подходит к ней ближе.
– Что случилось?
– Нам нужно поговорить, Николя.
Слова звучат отрывисто, угрожающе, и он говорит себе, что она обо всем узнала. Сейчас она скажет, что знает о том, что он встречается с другой девушкой. Девушкой из Сербии, которая живет рядом с Бобуром. И что он ей ответит? За долю секунды Николя пытается оценить ситуацию и продумать стратегию, но неспособен принять какое-либо решение, словно инстинкт самосохранения уже полностью утрачен, и только с лицемерным недоумением спрашивает, о чем пойдет речь.
Полин закуривает.
– Не знаю, как тебе сказать, Николя…
– Что?
Она поднимает на него глаза.
– Я кое-кого встретила.
Николя кажется, что он не расслышал.
– Прости, что?
– Я встретила другого.
– Ты хочешь сказать…
– Другого мужчину.
Он испытывает необыкновенное облегчение: он невиновен… И только потом осознает, что она ему только что сказала. Что? Он садится с ней рядом, но она отводит взгляд.
