Чармиэн уселась на диван, предавшись сентиментальным размышлениям о том, что на этом месте утром сидел Алекс. Кажется, это было очень давно. Тогда он вызывал у нее почти неприязнь, но с тех пор настоящие чувства вышли наружу.
На турецком столике поодаль она увидела его фотографию в серебряной рамке, полуосвещенную настольной лампой. Она взяла ее, чтобы рассмотреть поближе. Это была студийная съемка с правильно прорисованными тенями, и, хотя на фото Алекс был много моложе, удачной ее назвать было нельзя. Тени подчеркивали резкость и жесткость его черт, впечатление было такое, что он сопротивляется улыбке. Он уже тогда был деспотом, подумалось ей, и все же она теперь знала, что это лицо могло быть и необычайно нежным, каким она сегодня видела его.
Неслышно вернулась Альтея в домашнем одеянии странного вида и улыбнулась при виде фото, которое держала Чармиэн.
— Выглядит несколько угрюмо, правда? — спросила она. — Он терпеть не может фотографироваться, этот снимок сделал, чтобы угодить матери, а когда она умерла, я его присвоила.
Она пошла к бару, а Чармиэн торопливо поставила фотографию на место.
— Есть молодое легкое белое вино, которое, я думаю, тебе понравится. Иностранцы не любят смолистый вкус наших традиционных вин. — Она стала наливать из хрустального графина. — Хочешь знать, где я была?
— Это не мое дело, — отвечала Чармиэн поспешно. Ей вовсе не хотелось опять давать повод для насмешек.
— Подумаешь, какая недотрога! Я ходила под парусом.
— Одна? В такое время?
— А почему бы и нет? У меня есть своя шлюпка, в ней, конечно, далеко не уйдешь, но сегодня вечером я обогнула остров. На той стороне все скалы да пещеры, чудесное место, чтобы прятаться. Одну мы с моим рыбачком оборудовали внутри, я называю ее нашим домиком, возможно, когда-нибудь она пригодится.
— Да? — Чармиэн стало интересно, что Альтея бегает на свидания.
Словно поняв ее мысли, та рассмеялась.
— Я была совсем одна. Дион уехал давным-давно. К тому же теперь я, кириа Димитриу, должна себя высоко держать в глазах островитян. Так глупо быть объектом уважения. — Она хитро взглянула на Чармиэн. — Ты выглядишь сегодня совершенно иначе, Чарм, просто вся светишься.
— Должно быть, разволновалась на показе, — в свою очередь слукавила Чармиэн.
— Скорее братец нашептал тебе на ушко всяких глупостей, — возразила проказница Альтея, — кое-кто видел, как вы вместе спускались из деревни.
Значит, была причина для опасений Алекса, подумалось Чармиэн, и она стала объяснять, как случайно они встретились. Но почему-то девушка покраснела.
— Хотелось бы мне, чтобы он женился на ком-то вроде тебя, — внезапно объявила Альтея, — на такой вот живой и подходящей мне по духу, а не на этой шведской овце, которая меня ненавидит, я уверена, что он любит тебя.
Зардевшись от удовольствия, Чармиэн даже отвернулась.
— Даже если и так, в чем я сомневаюсь, — прошептала она, — Алекс никогда на мне не женится.
— Да, ему нужна жена с приданым, — безжалостно продолжала Альтея, как будто ему своего состояния мало. Но Алекс прежде всего бизнесмен и относится к женитьбе как к серьезной сделке. Петерсенша как раз годится.
Слова «ему нужна жена с приданным» так и звенели у Чармиэн в ушах, когда они расстались, и девушка пошла к себе. Глупые мечты ее рассыпались в прах. Любовь для Алекса всего лишь развлечение, она не имеет отношения к его брачным планам.
Лежа в постели и прислушиваясь к мерному дыханию Гортензии, она на один миг захотела немедленно уехать, с тем чтобы больше никогда не видеться с ним. Но только на один миг. Потом она ужасом подумала о возвращении в Париж.
Над Эгейским морем подымался рассвет. Солнце уже посеребрило высокие скалистые утесы, когда она забылась сном.
Глава 7
На следующий день прибыл круизный лайнер, полный богатых американцев, и отель «Аполло» наполнился шумом и гамом, пронзительными голосами и громким смехом. Гости были приятно удивлены, найдя здесь удобства цивилизации после всех этих древних городов, античных руин и венецианских мозаик. Они были в предвкушении показа мод Себастьена — этого олицетворения Парижа в эгейских пустошах. Среди всех этих хлопот Чармиэн было некогда грустить.
Команда Себастьена наблюдала с балкона, как на горизонте появляется и приближается к острову огромный белый корабль. Не слишком большая пристань не могла принять его, и ему пришлось стать на якорь в открытом море; катера сновали взад и вперед, перевозя его шумных пассажиров под музыку из транзисторов, без которых они и часа не могли обойтись.
— Сегодня у нас аншлаг, — заметила Гортензия, употребив театральный термин.
Отсюда, с балкона, Ивонн и Дезире оценивали прибывающих мужчин, многие из которых сходили на берег в шортах и цветастых рубашках навыпуск.
Ленч был накрыт на столиках в ресторане, и на террасе, и, за нехваткой места, даже в бальном зале.
Альтея сильно возбудилась от присутствия стольких любимых ею «американос» и после завтрака уединилась с кучкой избранной ею молодежи в диких одеяниях и с фантастическими прическами. Из ее номера донесся рев магнитофона.
Но значительную часть пассажиров составляли люди постарше. После утра, проведенного на пляже, перед показом женщины надели красивые наряды, а коротко стриженные мужчины хорошие брюки и шелковые рубашки. Бальный зал был переполнен, и служители с трудом освободили проход для манекенщиц.
Чармиэн сошла с подиума под восторженный свист толпы — как обычно, она выступала второй и гораздо больше нравилась зрителям, чем Ивонн, чья сухощавость была для них слишком уж французской; но шикарную Дезире встретили с восхищением. В свалке, последовавшей за окончанием шоу, мадам Дюваль совершенно растерялась — так много было заказов; но толчея была такая, что платья нужно было охранять, не то их растащили бы на куски.
— Что за манеры! — пожаловалась директриса Ивонн. — Какая дикость!
Чармиэн во время показа ловила на себе иногда случайные взгляды Алекса, который сегодня, как великосветский денди, двигался среди гостей в великолепном сером костюме. Он вежливо выслушивал жалобы и комплименты, при этом улыбка его была довольно презрительной. Он не вступал с клиентами в панибратские отношения — держал дистанцию. Гости чувствовали себя как на приеме у принца, хотя его сиятельные владения простирались лишь на десять миль. Ни разу он не посмотрел на нее внимательно во время выступления; казалось, он абсолютно уверен, что она больше не подведет; но такое его совершенное равнодушие ранило ее. Ей хотелось, чтобы он хотя бы раз ободрил ее особым взглядом, но, поскольку она все исполняла должным образом, он переключил внимание на хорошеньких жизнерадостных женщин, забрасывавших его вопросами и строивших глазки.
Она уже знала, что ему нравится общаться с ней наедине, но, когда дело касалось престижа отеля, он забывал обо всем; прибытие большого пассажирского судна давало большой толчок его бизнесу, и это сейчас было главным для него. После окончания показа мод началась программа варьете с участием знаменитой звезды — старого, как не преминула сообщить Дезире, увлечения Алекса.
