Он улыбнулся и допил кофе. «Алекс вовсе не безразлична ко мне», — подумал Джеймс, наблюдая, как она нервно крошит печенье, и благодаря ее за приятные мгновения.
Он был поражен, услышав о ее намерении переехать за город, и чуть было не предложил Алекс поселиться на ранчо. Но не в качестве гостьи… Джеймс все еще не знал, как сложатся их отношения. Может, он видел в их общении больше, чем было на самом деле? И если у них есть шанс, то Джеймс хотел прежде всего заручиться обещанием, что они наладят серьезные отношения, рассчитанные на долгий срок, а не просто договор между хозяином и арендатором. И, видя Алекс здесь, в окружении роскоши, тонких запахов, маникюра и высоких каблуков, он усомнился в том, хорошо ли ей в его доме и в состоянии ли она полностью изменить свой взгляд на жизнь.
— Что ж, тогда это лучше отложить. — Джеймс поднялся. — Коров доить и белье полоскать, ну ты понимаешь…
— Ты проводишь меня в магазин?
— А нужно?
Алекс поджала губы, взяв свою сумочку с соседнего стула.
— Не решаешься показаться рядом со мной?
Он усмехнулся:
— Я боюсь обнаружить по пути магазин мужской одежды.
Она с восхищением посмотрела на него.
— Ты умница.
— Я читаю твои мысли.
— Я запомню это, ковбой.
— Уж постарайся, дорогая. — Джеймс взял ее за локоть.
Они спустились на лифте и направились к ее магазину. Алекс еле поспевала за ним. «Она такая маленькая по сравнению с другими женщинами», — думал Джеймс, и ему невольно хотелось защитить ее. И только опыт, напоминавший ему, что Алекс ничего не стоит выпустить свои кошачьи коготки, сдерживал его. Алекс всегда считала ранимость проявлением слабости, и он знал, что то время, когда она могла показать кому-то эту сторону своей натуры, кануло в вечность.
Джеймс сопровождал ее до входа в магазин.
— Спасибо, что заглянул. — Алекс улыбнулась. — Это много значит для меня.
Она стояла перед ним, роскошная и неотразимая от макушки до кончиков пальцев, и Джеймс удивлялся тому, что его приход вообще что-то значит для нее. Они ведь такие разные: Алекс, с ее дорогими нарядами, и он — в грубых джинсах и простой рубашке. И все-таки ее слова звучали искренне, и сама она была само ожидание.
— Пожалуйста, — пробормотал Джеймс, сознавая, что все ее служащие наблюдают за ними. Он переминался с ноги на ногу. — Что ж, увидимся позже. — Внезапно Джеймс наклонился и поцеловал ее в щеку.
Он, должно быть, поступил правильно, потому что глаза Алекс вспыхнули как у школьницы.
— Увидимся дома, — ответила она.
Джеймс кивнул персоналу и покинул магазин. Его согревала мысль, что Алекс будет приезжать к нему каждый вечер. Он надеялся, что, пойдя навстречу друг другу, они найдут много общего и наладят отношения.
Джеймс в последний раз оглянулся на сверкающие витрины «Женской одежды от Джеми».
Хотя что может соединить их, он представлял довольно смутно.
Алекс нервно ходила из угла в угол. От окна к книжному шкафу у дверей и снова к окну… Она ждала, когда Куинни примет душ и присоединится к ней.
В доме было тихо, и только тиканье старинных часов нарушало тишину, действуя Алекс на нервы. Прошло девять дней, прежде чем она набралась смелости и заговорила с дочерью о ее бабушке и деде, о Кайле и о той роли, какую играл Джеймс в жизни самой Алекс. За это время она все обдумала. Алекс знала, что, только разобравшись со своим прошлым, сможет строить планы на будущее.
Вздохнув, она пробежала пальцами по шероховатым краям подковы. Джеймс уехал на поиски нового жеребца и вернется через несколько часов. Они были только вдвоем, мать и дочь. И ничто не мешало их разговору.
— О’кей, вот и я. — Куинни вошла в комнату. — Что-то важное?
Алекс повернулась к ней и беззаботно рассмеялась.
— Господи, ты совсем взрослая, Куинни! — воскликнула она, пряча подкову под розовым свитером.
— Что? Ты говоришь загадками, мама, — заметила Куинни, удобно устраиваясь на софе. Взяв кошку на колени, она поглаживала ее. — Что случилось?
Алекс уселась напротив нее, всей душой желая, чтобы Куинни научилась поддерживать разговор. Ведь это своего рода искусство и никогда не повредит ей. Временами прямолинейность дочери причиняла боль Алекс. И в этом она походила на Джеймса.
— Что касается предмета разговора… — начала Алекс, сжимая в руке подкову, — я думаю, нам нужно побеседовать о твоем отце, о моих родителях.
— Зачем? — искренне удивилась Куинни. — Чем это вызвано?
Алекс решила начать издалека.
— Я хотела бы рассказать тебе о них. Очевидно, все это угнетало меня, и сейчас я вижу, что должна покончить с этим раз и навсегда. Иначе буду мучиться всю оставшуюся жизнь.
Куинни села поглубже, ее лицо выразило беспокойство.
— Но ты сама в порядке? Чувствуешь себя хорошо, мама?
«Физически — да, — подумала Алекс, — но сердце ноет от боли…»
— Да-да, со мной все в порядке, — заверила она дочь. — Просто тебе следует знать немного больше о моих родителях, потому что недомолвки сказываются на наших отношениях.
Куинни молчала, наблюдая, как кошка играет с пуговицей на манжете ее рубашки. Потом выжидающе посмотрела на мать.
— О’кей.
— О’кей, — повторила Алекс, обхватив себя за плечи. — Ну так вот, ты не знаешь этого, но твои бабушка и дедушка были очень строги ко мне. Пожалуй, я не сделала ничего такого, чтобы заставить их считать себя глупой, безмозглой девчонкой. — Она поежилась. — Да, я не была отличницей в школе, но училась вполне сносно, хотя не имела ни особых талантов, ни творческой жилки. Я была застенчивая, неуклюжая и натворила немало глупостей, потому что мало задумывалась над тем, что делаю.
Для большинства детей это естественно и не составляет преступления. Но родители хотели видеть в Алекс образец добродетели. Она не имела права впутываться в сомнительные истории и терять голову.
— Ну и?.. — приободрила Куинни, будто понимая, как трудно матери говорить обо всем этом.
Алекс преисполнилась гордости. Какая хорошая у нее дочь! Куинни заслуживает того, чтобы знать правду, как бы она ни была тяжела.
— Как водится, — продолжала она, — их постоянная опека заставила меня действовать наперекор тому, чего от меня ждали. Если родители требовали от меня скромности, я одевалась самым невероятным образом. Если не разрешали мне пойти куда-то, то я делала все, чтобы попасть именно туда. — Слезы застилали глаза Алекс, но она сдержала их. Алекс не искала жалости, только понимания. — Когда они заявили, что я ничего не понимаю в людях, я попыталась убедить их в обратном.
— И убедила?
Алекс покачала головой и украдкой сжала подкову.
